Роман Афанасьев - Огнерожденный

– Ну…

– Он просто для того, кто родился в полдень. Будет ли он воплощением бога Тьмы или нет – неважно.

– Может быть. А может, и нет. Мне жаль, – Ламеранос поднялся на ноги и подошел к Фараху. – Мне очень жаль. Я должен был тебе это рассказать, просто обязан. Понимаешь, мои гороскопы всегда сбываются. Но тот, кто предупрежден, тот может попытаться что-то изменить…

– Обмануть судьбу? – вскинулся Фарах. – Судьбу нельзя обмануть. Ей не стоит перечить, иначе она отомстит. Жестоко и быстро.

– Куда уж больше, – мягко заметил Ламеранос. – Сейчас все средства хороши.

Фарах закрыл глаза и сжал кулаки. Нет. Только не это. Он столько раз выходил сухим из воды, неужели на этот раз ничего нельзя изменить? Глупости! Почему он поверил этому глупому гороскопу? Почему дал себя запугать? Нет. Нельзя верить дурным предсказаниям. Нельзя сдаваться!

– Послушай, – сказал Ламеранос, нервно теребя кончик бороды длинными пальцами, испачканными в чернилах. – Вот что. Я снова сяду за гороскоп. Я пересчитаю его еще раз. Теперь уже без всяких поправок, точно для рожденного в полдень. Быть может, я что-то упустил.

– Зачем? – резко ответил Фарах. – Какой смысл?

– Послушай! Я найду точку перелома. Найду слабое место в предсказании, тот момент, когда судьба разветвляется и можно что-то изменить! Я сделаю детальный гороскоп – более подробный, точный. По дням, по часам. И я найду, слышишь, найду тот момент, когда ты сможешь шагнуть в сторону, избегая пропасти…

– Сколько?

– Что?

– Сколько мне осталось?

– По этому гороскопу нельзя сказать точно. Но приблизительно пара месяцев, не больше.

– Ладно.

Воспитанник закрыл глаза, стараясь взять себя в руки. Пара месяцев – это хорошо. Быть может у Ламераноса и в самом деле что-нибудь получится. Вдруг ему удастся придумать, – как избежать судьбы. Ведь если бы знать заранее, что в ту ночь его и Танвара подстерегает опасность… Они никуда не пошли бы. Остались в Волчьей Заставе, пересидели опасный день в кругу друзей, под защитой лихого люда. И северянин, может быть, остался жив.

– Фарах, – сказал Ламеранос и взял его за руку. – Друг мой, мне пора. Обещаю, я немедленно сяду за твой гороскоп. Если мне удастся узнать что-то новое, я приду. Днем ли, ночью – приду обязательно.

Подмастерье открыл глаза и печально улыбнулся. Потом коротко поклонился и тихо сказал:

– Спасибо учитель. Спасибо.

– Спасибо тебе, Фарах. – Ответил Ламеранос. – Ты позволил мне по иному взглянуть на свою собственную судьбу. Я и безо всяких гороскопов вижу, что ты станешь великим человеком. Я еще буду гордиться тем, что был твоим учителем. До встречи.

– До встречи, учитель.

Ламеранос коротко кивнул и пошел к выходу. Фарах проводил ученого долгим взглядом, стараясь понять, – принесет ли ученый ему надежду, или только подтвердит приговор. Но он видел только сгорбленную спину пожилого и усталого человека. Больше ничего.

Ученый подошел к двери, улыбнулся воспитаннику и вышел. Дверь за ним закрылась, и тогда подмастерье тихонько вздохнул. Он не знал чему верить – гороскопу ли, судьбе, чувствам. Выходило – ничему. Ничему и никому нельзя верить. Даже самому себе.

9

После занятий, Веселая Троица вновь вернулась в комнату и занялась покраской стен. Краска, густая и маслянистая, пахнущая жженым деревом, ложилась на стены неровно. Сгустками. Их приходилось размазывать большими кистями с жестким ворсом. Возя по стенам темно-желтую краску, похожую на вареный яичный желток, друзья сосредоточено сопели. Пахло одуряющее, так сильно, что кружилась голова. Пришлось, несмотря на мороз, расконопатить одно из окон и открыть его. Тепло из комнаты моментально улетучилось на улицу, прихватив с собой и тяжелый дух краски. Стало намного лучше и работа пошла быстрее. Правда, пришлось одеться.

Сначала молчали. Но потом, через полчаса однообразной и нудной работы Грендир не удержался. Выругался, бросил кисть и подошел к окну. Опершись локтями о подоконник, он выглянул на улицу, обозрел задний двор засыпный снегом и тихо сказал:

– Фарах, так что случилось?

Подмастерье дернулся, и жирный кусок краски шлепнулся на новые, еще исходящие смоляным духом, доски пола.

– Да ничего, – отозвался он. – Все нормально.

– Брось. Видно же, с тобой что-то творится. Ты в последние дни сам не свой. Озираешься по сторонам, вздрагиваешь при каждом резком звуке, словно чего-то боишься. Что стряслось?

– Тебе показалось, – отозвался Фарах, продолжая сосредоточено мазать стену огромной мохнатой кистью, напоминавшей лапу диковинного зверя.

– Нет. – Вступил в разговор Килрас. – Я заметил. Тебе плохо.

Подмастерье недовольно поморщился. Уж если Килрас заметил! Как нехорошо. Не нужно сейчас лишних вопросов. Ой, не нужно. Как бы не сболтнуть чего ненароком.

– Фарах!

Он резко обернулся. Грендир сидел на подоконнике, скрестив руки на груди. Глаза его горели. Сейчас бывший воришка был похож на небольшую птицу. Хищную птицу. С виду кажется – легкий, тощий, в чем только душа держится. Кожа и кости. Но, попробуй, тронь, – вмиг раздерет в кровавые клочья.

– Говори! – потребовал Грендир. – Говори. Тебе станет легче.

"Как бы не так" – подумал Фарах. И все же, вздохнув, начал рассказ. Обычно про свое прошлое он говорил мало и неохотно, – как и остальные воспитанники. Друзья все понимали и особо не настаивали. В приюте так принято: не важно кем ты был в прошлой жизни, главное то, кто ты сейчас. Никто не расспрашивал друзей о прошлом. У каждого есть свои секреты, и не обязательно делиться ими с остальными. Но сейчас для Фараха настала пора, когда он больше не мог терпеть. Ему необходимо было хоть с кем-то поделиться своими проблемами.

И все же, он рассказал немного. Начал с того момента, когда умер дед. Потом про встречу с Танваром, про дорогу в Сальстан… И как напоролся на Темных Жрецов. Рассказал про нападение, смерть друга и чудесное спасение. Про Хазирский Полдень молчал. Стискивая зубы, загоняя язык в ловушку зубов, запрещая себе даже думать об этом – молчал. Это не для них. Не для друзей. Кто знает, как сложится жизнь? Быть может, подмастерью, за свои грехи, придется взойти на костер. Лучше друзьям поменьше знать о его делах – неосторожное слово может убить вернее стали.

Грендир слушал внимательно, но с сомнением, иногда недоверчиво хмыкая. Килрас же жадно впитывал каждое слово. Даже рот приоткрыл, – наверно чтоб ничего не упустить. Но к концу рассказа проняло обоих. Когда Фарах закончил, – на том, что когда возвращался от Ламераноса, то видел тень следящую за ним, Грендир слез с подоконника и подошел ближе а Килрас захлопнул рот.