Джо Аберкромби - Лучше подавать холодным

— Месть, значит? — покричал он. — Я тебе, ёбаная ты сука, покажу месть!

Коска поморщился, когда Трясучка принял удар на щит и покачнулся вбок. Он выпалил что-то крайне злобно звучащее по северному, полоснул мечом воздух и промахнулся по Седовласу не более, чем на толщину пальца, на противоходе замаха почти что врубившись в зрителей, и заставив их в страхе уволакивать ноги.

— Великолепная постановка! — разглагольствовал кто-то. — С виду почти как взаправду! Я должен нанять их на дочкину свадьбу…

И вправду, северяне устроили добротную потеху. Вернее чересчур добротную. Они осторожно кружили, глаза застыли друг на друге, порой кто-нибудь тыркал вперёд ногой или финтил оружием. Остервенелая, концентирированная осторожность людей, знающих, что малейшая ошибка может означать смерть. У Трясучки волосы прилипли от крови к одной стороне лица. У Седовласа на коже нагрудника длинная царапина и порез под подбородком, куда ему попало кромкой щита.

Зрители прекратили выкрикивать ругательства, с трудом дыша и холодея, жадно припали глазами к поединщикам, зажатые между стремлением привалиться вперёд, чтобы всё видеть и стремлением откатиться назад, чтобы не попасть под удар. Там, на дворе что-то витало в воздухе. Как будто давление неба перед великой бурей. Искренняя, убийственная ярость.

Музыканты уже более чем освоили музыку битвы — скрипка визжала, когда Трясучка хлестал мечом, барабан бухал, когда Седовлас опускал свою великую палицу, доводя напряжение до почти невыносимого предела.

Совершенно ясно, что они пытаются друг друга убить, а у Коски не было и тени мысли как остановить их. Наемник вздрогнул, когда дубина снова врезалась в трясучкин щит, и едва не сшибла того с ног. Он обеспокоенно бросил взгляд вверх на грязное стекло окон над двором.

Что-то подсказывало ему, что этой ночью они оставят после себя куда больше, чем два трупа.

Трупы двух стражников располагались у двери. Один сидел, пристально глядя в потолок. Другой лежал лицом вниз. Они вовсе не выглядели мёртвыми. Просто спят. Монза сама себе отвесила пощёчину, пытаясь вытрясти шелуху из головы. Дверь качнулась к ней и рука в чёрной перчатке потянулась и схватила набалдашник ручки. Проклятье. Ей очень нужно туда. Покачиваясь, она застыла, ожидая, что рука её впустит.

— Ох. — Это же её рука. Она покрутила ею и дверь неожиданно распахнулась. Она ввалилась внутрь, едва не ударившись лицом. Вокруг неё плыла комната — стены текли, таяли, мчались потоками водопадов. Пламя трещало, искрилось хрусталём в очаге. Одно из окон открыто и в него вливалась музыка, снизу кричали люди. Она видела звуки, весёлые пятна клубились по стеклу, тянулись к ней сквозь меняющееся пространство меж ними, щекотали уши.

Принц Арио лежал в кровати, белым телом на смятом покрывале, напрочь голый, широко раскинув руки-ноги. Его голова повернулась к ней, от веера перьев на маске по стене напротив поползла длинная тень.

— Ещё? — проурчал он, лениво пригубляя вина из бутылки.

— Я надеялась, мы… не утомили вас… до сих пор. — Собственный голос показался Монзе низким гулом, доносившимся откуда-то из ведра, когда она бросилась к кровати — кораблю качающемуся на зыбкой волне красного моря мягкого ковра.

— Смотря по ситуации, я могу и восстать, — сказал Арио, теребя член. — Однако, похоже у тебя передо мной преимущество. — Он погрозил ей пальцем. — Слишком много одежды.

— Э. — Она плечами сдвинула меха и они скользнули на пол.

— Перчатки. — Он прихлопнул рукой. — Не волнуйся за них.

— Нисколько. — Она стянула их, предплечья зудели. Арио засмотрелся на её правую ладонь. Она, недоумевающе поднесла её к своим глазам. Был длинный розовый шрам, что сходил вниз по предплечью, уродливая лапа ладони, раздавленная кисть, искривлённые пальцы и прямой, торчаший в сторону отдельно от остальных, мизинец.

— А. — Про это она и забыла.

— Искалеченная рука. — Арио живо подполз по кровати на четвереньках к ней, его член и перья топорщащиеся на его голове раскачивалсиь с боку на бок вместе с движениями бёдер. — Ужасно… необычно.

— Правда? — Память о хрустнувшей под сапогом Гоббы руке вспыхнула в сознании и наполнила её спокойствием. Она почувствовала что улыбается. — Это не нужно. — Она взялась за перья и стащила маску с его головы. Отбросила её в угол.

Арио ухмыльнулся ей. Вогруг его глаз, там где сидела маска, были розовые отметины. Когда она посмотрела ему в лицо, то почувстовала, что мерцание шелухи улетучивается из её разума. Она видела как он закалывает в шею её брата, тащит и сбрасывает его с террасы, сокрушаясь, что порезался. И теперь он тут, перед ней. Наследник Орсо.

— Как грубо. — Он поднялся и слез с кровати. — Я должен преподать тебе урок.

— А может это я тебе его преподам.

Он подвинулся ближе, так близко, что можно было учуять его пот. — Смело — перекидываться со мной словами. Очень смело. — Он потянулся и провёл пальцем по её руке. — Таких смелых женщин немного. — Ещё ближе, и он просунул другую руку в вырез юбки, обняв её ляжку, лапая её задницу. — Мне будто чудится, что я тебя знаю.

Монза взялась изломанной правой рукой за уголок своей маски, когда Арио притянул её к себе. — Знаешь меня? — Она плавно просунула руку за спину, нащупала рукоять одного из ножей. — Конечно ты меня знаешь.

Она сдёрнула маску. Улыбка Арио висела ещё мгновение, пока его глаза не пробежали по её лицу. Затем они застыли и расширились.

— Кто-нибудь!..

— Сотня серебренников за следующий бросок! — буркнул Полумесяц, высоко поднимая кости. Народ внимательно следил, в комнате стихло.

— Сотня серебренников. — Для Дружелюбного это ничего не значило. Никакие деньги отсюда не его, и вообще деньги интересны только до тех пор, пока он их пересчитывал. Что выигрыши, что потери — совершенно никакой разницы.

Полумесяц погремел костями в горсти. — Давайте, бляди! — В небрежном броске они полетели по столу, переворачиваясь и отскакивая.

— Пять и шесть.

— Ха! — Приятели Месяца, улюлюкали, хлопали его по спине, будто бы он достиг чего-то замечательного, выбросив одну комбинацию вместо другой. Некто в маске в виде корабля выбросил в воздух руки. — Вот вам! — Некто в маске лисы сделал неприличный жест.

Похоже свечи разгорелись неприятно ярко. Слишком ярко, чтобы считать. В комнате чересчур жарко, тесно, многолюдно. Рубашка Дружелюбного прилипла к телу, пока он собрал кости и вполсилы бросил их в ответ. Кое-кто за столом поперхнулся.

— Пять и шесть. Победа заведения. — Люди часто забывают, что всякие очки точно также вероятны, как и любые другие. Даже те же самые. Поэтому его вовсе не потрясло, что Полумесяц утратил понимание кто он и где находится.