Легенды Альферии - Пухнявая Панда
Время словно замедлилось, и Алекс почувствовал, как каждая клетка его тела напряглась в стремлении выжить. Он вспомнил про нож, который всегда носил с собой. Одной рукой, всё ещё удерживаясь за ветку, он быстро потянулся другой к ножу, чувствуя, как его решимость крепнет. Достав оружие, он с усилием вонзил нож в бок волка. Хищник взвыл от боли и, унося нож с собой, скрылся в лесу.
Но это была лишь краткая передышка. Одноглазый волк, разозлённый болью, направил свою ярость обратно на Алексариона. Его взгляд был полон жажды мести, и он вновь приготовился к атаке. Алекс, осознавая всю серьёзность ситуации, понимал, что времени на раздумья больше не осталось. Оставшаяся ветка казалась слабой защитой, но это была его последняя надежда. Хищник прыгнул, и, несмотря на все усилия, ветка, удерживавшая зверя, треснула под напором его зубов. Следующий момент обернулся мгновением ужаса — зубы волка вонзились в его руку. Боль была такой сильной, что мир вокруг начал искажаться, теряя форму и цвет. В сознании пульсировала лишь одна мысль — выжить любой ценой.
Алексарион, в крайнем отчаянии, собрав все остатки сил и воли, предпринял последний отчаянный шаг — он вонзил зубы в шею волка, прорвавшись сквозь густой мех. Этот момент, наполненный яростью и инстинктом выживания, стал решающим.
Волк, ошеломлённый неожиданной атакой со стороны своей жертвы, взвизгнул от боли и неожиданности. Его инстинкты сработали мгновенно — он резко отпрыгнул назад, освободив руку Алексариона из своих челюстей. Из раны на его шее хлынула кровь, заливая траву вокруг мрачными алыми пятнами. Хищник ещё какое-то время метался по поляне, оставляя за собой кровавые следы, но его силы быстро иссякли. Вскоре, истекая кровью, он рухнул на землю, побеждённый.
Алекс почувствовал горячую кровь волка, смешавшуюся с его собственной. Его рука была серьёзно повреждена, и каждое движение причиняло нестерпимую боль. В его сознании мерцали огоньки слабости, он был на грани потери сознания, но понимал, что если не остановит кровотечение, ему не выжить. С огромным трудом, используя неповреждённую руку, он начал искать хоть что-то, чтобы перевязать рану. Вырвав кусок ткани из своей одежды, он попытался обвязать повреждённую руку, но кровь продолжала сочиться.
Алексарион, собрав последние остатки сил, медленно и изнурительно продвигался в сторону своего дома. Каждый шаг давался ему с огромным трудом — кровопотеря и невыносимая боль от раны ослабляли его с каждым мгновением. Его тело было на грани истощения, сознание становилось всё более туманным, и ему приходилось бороться с обмороком, который нависал над ним, словно тень. Путь домой казался бесконечным. Мир вокруг кружился, как вихрь, а земля под ногами то и дело ускользала, заставляя его бороться за каждый новый шаг.
Вдруг ему показалось, что он обрёл силы. Он побежал, ощущая, как ветер хлещет его лицо. Но внезапно осознал, что его ноги не двигаются, а тело становится всё тяжелее. Он лежит, и мир вокруг погружается во тьму. Его глаза закрываются, сознание ускользает, оставляя его в бескрайней пустоте.
* * *
Внезапная резкая боль, словно молния, пронзила его повреждённую руку, выдернув его из беспамятства. Он проснулся с резким вдохом, моргнув и на мгновение почувствовав дезориентацию. Его первая мысль была — что всё это было лишь зловещим сном, слишком реальным, но всё же сном. Он опустил взгляд на свою руку, плотно обмотанную бинтами, и это стало неопровержимым доказательством того, что всё произошедшее — схватка с волками, спасение щенка, борьба за выживание — было настоящим. Боль, разливающаяся по его телу, напоминала ему о каждом мгновении борьбы.
В этот момент дверь в комнату тихо открылась, и вошла его мама, неся лекарства и всё необходимое для ухода за раной. Её лицо было озарено облегчением и радостью, когда она увидела, что её сын наконец проснулся. Он напрягся, боясь, что она начнёт его ругать, но её мягкий взгляд сразу развеял его опасения.
— Алекс, ты проснулся! — с облегчением сказала она, подходя к его кровати и присаживаясь рядом, чтобы перебинтовать руку и сменить повязки. Судя по её тону, если она и собиралась его ругать, то все упрёки исчезли в тот момент, когда она увидела сына в сознании.
Следом за ней, как вихрь энергии и радости, в комнату вбежал тот самый щенок. С радостным лаем и виляющим хвостом он носился по комнате, словно забыв о недавней опасности.
Алексарион, всё ещё пытаясь восстановить в памяти последние моменты своего пути домой, глядя на свою перебинтованную руку, обратился с вопросом:
— Мам, как я оказался дома? Последнее, что я помню — это как я боролся с потерей сознания и слабостью на пути из леса…
Она, с улыбкой на лице, но со слезами радости и облегчения в глазах, сказала:
— Ты потерял сознание. Тебя нашли благодаря этому смелому щенку. Он прибежал в деревню и привёл людей на помощь к тому месту, где ты лежал. Они тебя подняли и донесли сюда. Ты многим обязан этому маленькому существу.
Алексарион посмотрел на щенка, который с радостным лаем крутился у кровати, словно понимая, о чём они говорят. Он, улыбнувшись, протянул руку и пригласил его:
— Иди сюда, малыш.
Щенок, не теряя времени, весело запрыгнул на кровать и начал облизывать его лицо и руку. Алекс поглаживал его по голове и шее, чувствуя связь с ним.
Мама, наблюдая за их взаимодействием, улыбнулась, а затем начала готовить всё необходимое для перевязки раны. Процесс сопровождался болью и дискомфортом, и даже сейчас, после всего пережитого, это было неприятным напоминанием о тех испытаниях, через которые он прошёл.
Вечером дверь в комнату открылась, и его отец, с усталым, но серьёзным выражением лица, вошёл внутрь. Он сел рядом с сыном на край кровати и какое-то время молчал, словно подбирая нужные слова.
— Ты в последнее время заставляешь нас всех сильно волноваться, — начал он. — Когда тебя принесли домой окровавленного, твоя мать едва выдержала. Её лицо побледнело, и она чуть не потеряла сознание. Ей стало плохо от переживаний. Мы уже не знали, что и думать, не могли найти себе места.
Алексарион, понимая, через что пришлось пройти его семье, почувствовал укол вины. Он взглянул на отца, осознавая, что слова о беспокойстве и волнении были не просто упрёком, а проявлением глубокой родительской заботы.
Эдрик внимательно посмотрел на сына, ожидая объяснений:
— Что же там произошло?
Алекс, понимая, что избежать рассказа не получится, тихо вздохнул и кратко изложил события того
