Инферно - Doktor
Рысин улыбнулся. Он оценил заботу друга. Лукин знал младшего Рысина очень давно, еще с детских лет. Так получилось, что давным-давно их семьи получили квартиры на одной лестничной клетке. В перерывах между командировками Лукин и Рысин обучали Константина рукопашному бою, многим иным, необходимым военнослужащему, пусть даже будущему, наукам.
— Им будет легко поладить, — поблагодарил он гостя. — Да и парню не скучно будет. Я так понял, что Костик тоже будет включен в экспедицию в качестве «мускула»?
— Да. Лукин будет руководить процессом, а он должен быть постоянно рядом с Вероникой. Если что, сразу к Лукину, а уже он примет меры к обеспечению безопасности ребят до прибытия группы.
— Много он сделает, если вдруг туда заявится вооруженная группа похитителей, — покачал головой Рысин. Он снова пристально посмотрел в глаза другу и сказал с нажимом, — Влад, ты прекрасно понимаешь, что ты просишь. Знаешь, что я не могу тебе отказать. Но скажи мне, насколько это опасно для моего сына? Я уже потерял одного…
— Опасность, конечно, есть. Но вся наша жизнь связана с опасностями, кому как не нам с тобой это знать. А дети… Сейчас дети а там… Мой сын уже пошел по моим стопам, твой — собирается разделить твою судьбу. Им предстоит служить Родине и, при необходимости, рисковать жизнью по ее приказу. Костик готов к этому в большей степени, чем многие из тех салажат, которые учатся в военных училищах. Ты сам знаешь, ты с ними работаешь. Когда Константину начинать привыкать к реалиям своей будущей профессиональной деятельности — вопрос времени. Почему бы не сейчас, в условиях реальной ситуации, в отношении которой, заметь, есть государственный интерес, — он сделал паузу, чувствуя, что старый друг, несмотря на вполне естественную тревогу за сына, внутренне соглашается с его доводами. — А на счет безопасности… Как я уже сказал, подстраховка есть. Лукин не новичок и не мальчик для битья. В случае какого-либо инцидента им с Костиком нужно будет лишь оперативно сориентироваться в ситуации. Наши ребята прикроют их по первому сигналу, а уж дальше все будет под контролем. Но это все — на крайний случай. Скорее всего, ничего «из ряда вон» не случится, — и чтобы немного разрядить обстановку, Мокошин добавил, улыбнувшись — зато Костик познакомится с умной, красивой девчонкой, и будет иметь возможность пообщаться с ней в, так сказать, романтической обстановке…
— Вот только не надо петь военных песен… Слишком много высокопарных фраз. Ты мне лучше скажи, что на счет оружия? — тихо сказал Рысин, не принимая шутливого тона последней реплики друга.
— Не тебе ли не знать, что в тайгу без оружия не ходят. Зверье там всякое, другие моменты. Так что карабины у некоторых археологов будут. Тем более что в непосредственной близости от лагеря научников наши ребята оборудуют тайник с оружием и снаряжением из расчета на Лукина, — Мокошин запнулся на мгновение, — и Костика. На всякий случай… — поспешно добавил он.
Рысин вздохнул:
— Хорошо, я согласен. А теперь, друг мой, пойдем-ка все-таки ко мне домой, и ты лично убедишь Валентину в необходимости поездки сына в экспедицию.
— Ты что, сдурел? Она же меня убьет! — Мокошин шутливо поднял руки в извечном жесте сдающегося на милость победителя.
— А что, по-твоему я сам должен отдуваться? Нет уж, дорогой, поехали…
Глава 6
Солнечный луч, падавший на пол, игриво гонял вездесущую пыль, не позволяя ей укрыться от человеческого взгляда.
В кресле у камина с задумчивым видом сидел Владимир Святославович, устроив ногу на трости, упертой в стенку камина. Держа в руках бокал с коньяком, он вертел его перед огнем, вглядываясь в сверкающие в маслянистых потеках блики. Давно он уже не позволял себе такого баловства, как спиртное, но сегодня не сдержался и плеснул в бокал на два пальца тягучей янтарной жидкости, однако вертел его, грея в руках, никак не решаясь выпить.
Его собеседник, мужчина примерно одних с ним лет, также удивленно рассматривал свой бокал на просвет, словно впервые в жизни увидел коньяк, и изучение состава этой жидкости было смыслом и делом всей его жизни.
В третьем кресле, стоящем непосредственно напротив камина через стол от него, поджав ноги, сидела Катенька, испуганно смотревшая на присутствующих мужчин. Натянув на подбородок воротник белого вязаного свитера, и прижав руки к груди, девушка молчала, не вмешиваясь в неспешный и непонятный ей разговор взрослых.
Именно сегодня, решив, что Катенька окрепла физически и душевно, Владимир Святославович дал согласие на давно запланированное ее погружение в гипнотический сон. Юлия, сославшись на какие-то неотложные дела, уехала в город, оставив девушку один на один с прошлым. Немного обидевшись вначале, Катенька, поразмыслив, поняла, что женщина сделала это специально, что бы она могла поверить в свои силы и научиться сама решать свои проблемы. Так было заведено с самого первого дня пребывания в этом доме и общения с Юлией и Владимиром Святославовичем. Они видели в ней подростка, учитывали это в своем общении с нею, но, одновременно, старались, где это было возможно общаться с нею как с равным в своей ответственности, самостоятельным взрослым человеком. Катеньке нравилась эта игра, и она с удовольствием играла в нее.
Юлия окружила ее поистине материнской заботой. Владимир Святославович, лишь изредка навещавший их, тоже не оставлял без внимания вверенную заботам молодой женщины девушку, в которой теперь трудно было узнать отчаявшуюся, обозлившуюся на весть мир девчонку, недавно сидевшую в серой пижаме на подоконнике в больнице для сумасшедших преступников. Во взгляде появилась уверенность в себе, он стал добрее и вдумчивей. В карих глазах более не было затаенной боли, безысходности, так поразившей Владимира Святославовича в первую их встречу и даже страх, плескавшийся в них сейчас, был иного рода. Обычный страх ребенка, столкнувшегося с неведомыми ему ранее взрослыми, однако преодолимыми проблемами, рано или поздно приходящими в жизнь любого подростка. Пышные, светло-русые волосы отросли и тяжелой волной растеклись по плечам девушки и спинке кресла.
Благодаря Владимиру Святославовичу и Юлии, оттаивая под воздействием их душевной теплоты, Катенька постепенно вновь превращалась в любознательную, непосредственную и улыбчивую девчонку, в чем-то дерзкую, а в чем-то ранимую, какой и была по характеру с самого рождения.