Музыка Океании (СИ) - Ледова Полина

Аластор не успел подумать о том, зачем это делает, он ведь знал, что она была больна… просто он стоял в тамбуре, а «Призрак» не успел забрать всех пассажиров; он схватился за поручень, и повиснув на нём на всю возможную длину, высунулся из раскрытых дверей, протягивая ей трость. Женщина, кажется, сама не успела ничего сообразить. Все они в эту минуту действовали на уровне рефлексов, не по-человечески, они не жили, а выживали. Она схватилась за трость, и Аластор изо всех сил рванул её на себя, втащив внутрь вагона. Не выдержав равновесия, они оба моментально оказались на грязном от быстро таящего снега полу, сердца неистово клокотали, дыхание сипло гудело прямо в ушах. «Призрак» покинул платформу, а мужчины отпустили двери, чтобы не видеть сквозь узкие заиндевелые окошки горстку оставшихся в Сцилле и искорёженные поездом тела тех, кто шёл до конца.

Скрежетнув, одна створка дверей заняла свою позицию, вторая так и осталась распахнутой, и белый снег с ледяным ветром влетали в тамбур.

Нога неистово ныла. Почти парализованный болью, Аластор старался поскорее прогнать все мысли, чтобы опять обрести сознание, но не мог. Женщина тоже не могла прийти в себя, кажется, ей стало плохо от быстрого бега.

— Вы как? — спросил один из тех, что держали дверь, Аластор не сумел рассмотреть его лицо за белым облаком боли.

— Сойдёт, — выдавил он в конце концов, заметил среди искр протянутую руку, покачал головой. — Я сам встану. — Заставил произнести себя он.

В это время женщина сначала обрела равновесие, опершись о руки, затем сумела подняться. Аластор понял, что не может больше лежать на полу, не привлекая к себе внимания. Перенеся весь свой вес с правой ноги на трость, он, превозмогая боль, поднялся.

— Спасибо вам! — запричитала тут же женщина, по её щекам бежали ручьи слёз, лицо стало пунцово-красным, волосы спутаны, она всё ещё задыхалась, но выглядела бесконечно благодарной. — Если бы не вы… Спасибо вам огромное!

— Ладно, — отмахнулся Аластор. — Пойдёмте в вагон. — Сам он мечтал лишь о том, чтобы поскорее принять сидячую позу и, желательно, вытянуть ногу.

И тут, когда зрение вернулось к нему, он вдруг рассмотрел на её шее уже ничем не скрываемые бурые пятна. Сколько ей осталось до того, как лихорадка добьёт её? Пара дней? Тогда к моменту прибытия в отменённые земли «Призрак» вполне оправдает своё название.

Она не узнала его, он не сомневался. Ни на миг в её бездонных синих глазах не сверкнуло понимание. Зато он помнил её, помнил хорошо.

— Что? — испуганно воскликнула она, поймав его пристальный взгляд.

Аластор стянул с шеи свой старый тёмно-синий шарф и протянул ей.

— Закутайтесь, — сказал он тихо, — и утрите пот с лица.

Она поняла его. Спрятав глаза, женщина поступила именно так, как он ей приказал. Неужели она до сих пор не узнаёт меня? — думал Аластор, идя вслед за ней по узкому коридору вдоль дверей купе. Хотя, когда мы виделись, я выглядел иначе… одет был по-другому, да ещё синяк под глазом. Сейчас на нём было чёрное зимнее пальто, тёмно-серые плотные джинсы и кожаные ботинки, второй наряд, состоящий из грязного коричневого плаща, он решил оставить, он надевал его, когда не хотел привлекать излишнего внимания, потому что походил в нём на бедняка, но в вагоне «Призрака», билеты на который стоили порядка тысячи, может, больше талантов, такая одежда смотрелась бы странно.

Поезд уже пришёл в движение, люди сновали из вагона в вагон в поиске свободных мест. Разумеется, всё было переполнено, и им предстояло провести здесь ещё три-четыре дня, никто не знал точно, за сколько «Призрак» доберётся до отменённых земель, всё зависело от ситуации на границах. К счастью, никто сильно не переживал из-за тесноты, она казалась самой ничтожной платой за возможность сбежать из Сциллы.

— Можно? — спросил Аластор, заглянув в одно из купе. Внутри сидела замужняя пара с грудным ребёнком. Те согласно кивнули.

— Вы можете занять нижнюю полку, — произнесла женщина с ребёнком, кинув взгляд на его трость.

— Спасибо, — согласился Аластор. Он уже привык к тому, что люди признавали в нём калеку.

Он, не раздеваясь, лёг на свободное место. Боль в ноге всё ещё не угасала. Он видел, как женщина, которую он спас, влезла наверх и заняла полку над ним, потом он просто уснул, не способный больше оставаться в сознании.

Он проспал несколько часов, потом, наконец, очнувшись, Аластор поднялся и сел. Тут отец семейства, приходившегося ему соседями, сразу же заговорил с ним.

— Женщина, что вошла вместе с тобой.

Чёрт! Что ещё?

— Она сказала, что вы не знакомы, мы не стали тебя будить.

— Что произошло? — потребовал Аластор.

— Она была больна зимней лихорадкой. Ты сам не видел? Моя жена заметила пятна на щеках и сказала мне. Я заставил её уйти. У нас тут ребёнок!

— Где она теперь? — спросил он.

— Откуда мне знать, может, в тамбуре? Я предупредил остальных, кто в вагоне, чтобы не пускали её. Думаю, новость пошла по поезду.

Аластор сел. Боль в ноге унялась, он явно чувствовал себя лучше после сна. Что делать теперь? Это ведь он помог ей попасть в поезд. Кажется, она ничего не сказала на сей счёт. Тут он подумал, что есть только одно верное решение.

Женщина, баюкая ребёнка, всё причитала по поводу зимней лихорадки: «И зачем только она поехала? Всё равно не перенесёт дорогу, почему её не изолировали?!»

— Я скоро вернусь, — сказал Аластор семейной паре и, поднявшись, вышел из вагона.

Он зашёл в тамбур и увидел её там. Одна из дверей всё ещё была открыта, она лежала возле противоположной, кутаясь в шарф, что дал ей Аластор, кажется, спала, может, потеряла сознание. Он подошёл к ней, затем опустился на пол рядом.

Её лицо, блестящее от пота, мелко подрагивало, глаза были закрыты, под ресницами скопились слёзы. Всё ещё растрёпанные волосы липли ко лбу и щекам, рот был приоткрыт и ловил судорожные глотки воздуха. Аластор снова заметил пятна. Дела плохи. Тут она открыла глаза, взглянула на него, попыталась улыбнуться или что-то сказать, но потом зашлась сильным кашлем, прикрыв рот рукой.

— Мне жаль, что вас прогнали. — Сказал он негромко. Колёса дребезжали ещё громче из-за раскрытой двери тамбура. Внутрь влетали белые искры снега. Был уже день, и серое небо метало пыль зимы на обречённую землю.

— У них малыш… и вообще, я понимаю, что мне там не место. Будет плохо, если кто-то заболеет. А вы не боитесь заразиться?

— Так было бы лучше, — признался Аластор. — Я не знаю, зачем я бегу со всеми. Я уже давно ищу смерть, а она всё не приходит.

— Говорят, смерти больше нет. Лишь конец света. Говорят, все, кто сейчас умирают, обречены бродить по Асфоделевым полям. — После этой фразы она опять закашлялась.

— Зачем вы поехали? Вы же знаете, что скоро умрёте, — спросил он её.

— А как я могла остаться? — проговорила женщина, когда кашель стих. — Я отправила двух своих дочерей на «Восточном Вестнике» и обещала поехать вслед за ними. Как они будут без меня? Две мои дочки… ждут меня где-то там. Они ведь даже не знали, что я была больна. А ещё Теренея… это младшая, она забыла свой компас, — женщина сунула руку в карман, достала его оттуда и показала Аластору. — Она думает, это подарок отца. Она всегда очень хотела его увидеть, я подарила ей, сказала, что это от него.

— Где их отец? — спросил он.

Женщина покачала головой, опустив глаза на компас в своей руке, затем кратко кашлянула, прикрыв рот рукой.

— Я умираю. — Прошептала она. — Скоро я потеряю сознание, и начнётся агония… — на её глазах навернулись слёзы. — Мои дочки ещё совсем маленькие… они не справятся одни. Я сказала им, что мы пойдём дальше из отменённых земель. Пойдём искать ворота в Океанию.

Она правда верит в это? Что Океания существует? — подумал Аластор, глядя на неё с сомнением. Уж не потеряла ли она рассудок, как бедная Лисса?

— Пожалуйста, кириос, — прошептала она, подняв на него ледяные синие глаза, в которых теперь пылало отчаяние. — Я прошу вас. Найдите их, моих дочерей!