Виктор Исьемини - Весенние грозы

- Откуда вы это взяли? Я такого вовсе не думал...

- Думали, сэр, думали - если вы не полный болван. А я полагаю, что вы человек умный и рассудительный. Я сказал именно то, что должен был подумать умный человек. Так вот, получив звание маршала, вы сразу позабыли о печалях, а зря! Зря! Ничего не изменилось. Вы по-прежнему на пути к гибели, вместе со всем войском. И беда ближе с каждым днем, а я - ваша последняя надежда спастись. Подумайте, если нам суждено выжить, то разве что чудом. Ну а ничего чудеснее меня, в нашем войске нет. Если говорить без обиняков, я здравомыслящий, мудрый, мужественный и отважный герой. И единственный, кто имеет доступ к императору. Если кто и сумеет склонить его к мудрому решению, то только я. Не вы, хотя вы маршал. Подумайте же!

Войс подумал. В самом деле, Алекиан, хотя и сделал рыцаря маршалом, но к его словам прислушиваться и не подумает. С другой стороны, карлик ведет себя слишком смело - как будто за ним стоит сила. И императрица к нему благосклонна... Да и само обстоятельство, что он жив после всего, что позволяет себе ежедневно говорить вслух - уже чудо! Другие лишились бы головы за меньшее.

- Хорошо, сэр Коклос, - кивнул маршал. - Вы герой, мудрец и последняя надежда. Чего вы ждете от меня?

- Вот письмо. Ознакомьтесь. Обдумайте. Обратите внимание на печать. Когда придет решительный час, мне понадобится поддержка.

Маршал осторожно взял документ, заверенный личной печатью ее императорского величества Санеланы. "Повелеваем всем нашим подданным, независимо от их титула, чина и звания, оказывать всяческую помощь подателю сего письма так, как если бы мы, своими собственными устами..."

Полдня Алекиан провел в церкви. К удивлению горожан, двери оставались открыты, всякий имел возможность преклонить колени рядом с его величеством. Впрочем, "рядом" в данном случае следовало понимать довольно условно. Император молился, окруженный гвардейцами, так что, окажись среди паствы убийца, у него не было бы ни малейших шансов пробиться к августейшему молельщику.

Рядом с Алекианом находился проповедник Когер. Об этом святом муже ходили разные слухи, так что поглядеть на него воочию было так же заманчиво, как и на императора. Многие были разочарованы - если императора отличали, по крайней мере, богатые алые одежды и сверкающие украшения, то Когер внешне совершенно не впечатлял. Этакий провинциальный клирик, каких можно повстречать в любом уголке Империи. Странным промыслом Светлого именно сей муж оказался осенен благодатью... что же, вот оно, очевидное напоминание: каждый может быть призван на такое служение, даже самого распоследнего, случается, осеняет благодать.

После полудня Алекиан поднялся с алой подушечки, на которую ставил колени, и пошел к выходу. Телохранители тут же засуетились, освобождая проход. Когер семенил следом за долговязым императором, уткнувшись взглядом в сложенные на груди ладони. Взгляд Алекиана, напротив, был устремлен ввысь, будто император собирался разобраться в устройстве свода. Свод тонул в темноте. Разноцветные солнечные лучи, пробивающиеся в окна, украшенные мозаикой, вырывали из мрака покрытые пылью массивные балки.

Снаружи к Алекиану подскочил Коклос - его не стали останавливать, прочих охрана держала на почтительном расстоянии - до тех пор, пока его величество не проследует прочь от входа в церковь.

- Ну что, братец, окреп ли ты духом? Набрался ли смелости?

Император поглядел вниз.

- Я спрашиваю, готов ли ты признать собственные просчеты?

Алекиан молча двинулся через площадь к монастырю. На время пребывания в Трингвере он остановился в обители. Здание, расположенное напротив церкви, прочное, обнесенное оградой, прекрасно подходило для временной резиденции его императорского величества.

Коклос засеменил следом.

- Ты назначил маршалом первого попавшегося, и даже не проверяешь, чем он занимается. Первого, кто подвернулся под руку! Он уже раздает от твоего имени обещания должностей и наград, предается излишествам, вот!

- Коклос, помолчи, - поморщился император, - ты мешаешь нам сохранить чистоту души, достигнутую при помощи молитвы.

- Хм, значит, полдня молитвы - и душа очистилась? А знаешь, тело очищается куда быстрей. Во всяком случае, мне обычно хватает пяти минут.

- Не богохульствуй. Мы озабочены собственной душой куда больше, нежели ты - собственным телом.

- Значит, ты целиком посвятил себя собственной душе, коли так. Ибо я именно так, целиком, посвящаю себя собственному телу. Но что ты скажешь насчет маршала?

- Если ты ругаешь Войса, значит, он уже стал настоящим маршалом. Иначе ты бы не стал обращать внимание на его злоупотребления.

- И?

- Стало быть, Войс - настоящий маршал, и все идет, как должно.

В воротах монастыря императора уже поджидал настоятель, и Коклос отстал. Равнодушно глядя, как Алекиан склоняется перед аббатом, а тот - перед императором, карлик потер ладони.

- Отлично, Войс - мой должник. Теперь ему станут доверять. Пойду, обрадую этого бездельника. Заодно узнаю новости, что там с окрестными сеньорчиками. Вероятно, первые сообщения уже поступают.

Когда Коклос снова явился в лагерь, там уже разожгли костры и готовили обед. Благодаря щедрости монастыря, нынче солдаты получили свежий хлеб, им выдали овощи для похлебки, кое-кому из ванетцев перепали и кости с остатками мяса. Лагерь оживленно гудел. Обед - примечательное событие, есть, о чем поговорить!

Перед маршальским шатром появилась коновязь из светлых, недавно оструганных, досок. У коновязи - усталые лошади, попоны покрыты пылью. Значит, есть какие-то новости, заключил Коклос.

Карлик смело прошествовал мимо охраны и проник в шатер. Маршал Войс выслушивал гонцов. Те поочередно рассказывали, как обстоят дела с окрестными замками. Из четырех дворянских поместий, к которым поутру были высланы отряды, одно оказалось брошено хозяевами.

Рыцарь сбежал. Именно об этом дворянине аббат рассказывал, как о самом злобном разбойнике, так что понятно, почему сеньорчик решил не искушать судьбу. Еще один соглашался изъявить покорность и сдаться императору либо королю Метриену, но никому ниже рангом. Иначе - бесчестье. Двое других не дали ответа и не даже не вступили в переговоры. Парламентерам отвечали какие-то слуги, то ли сенешали, то ли еще кто-то из челяди, так что хозяева, возможно, отсутствуют. Командиры отрядов блокировали замки, окружили дозорами и ждут приказов.

Войс отпустил гонцов, приказав не слишком трепаться и не уходить от его шатра. Возможно, они, гонцы, вскоре понадобятся. Затем маршал отправил оруженосца за придворным чародеем. Когда оруженосец ушел, Войс обернулся к Коклосу.