Василий Мельник - Городская фэнтези 2010

Они словно иглы входят в тело Юрия. А он не может шевельнуть даже пальцем. Гулкий метроном стучит в висках…

«Не сдаваться!»

Мысли тонут в волнах боли. Но Шадрин опять выныривает.

Нет, умереть не боится. С мучительной ясностью осознает — бывает кое-что похуже смерти…

Иногда память — все, что у нас есть. Иногда это последнее, что удерживает над бездной.

Ты прожил короткую жизнь. Но она бесконечна, словно капля, отражающая целый мир. Ты был его частью. И ты можешь обрести силу целого мира.

Если вспомнишь теплые ладони матери… Взгляд любимой дёвушки. Слова клятвы, которую ты давал Родине. Друзей, вместе с которыми сражался и рисковал.

Нет, тебя это не спасет — ведь победа важнее спасения. Зато подарит несколько лишних минут…

Несколько лишних минут ты будешь бороться. Проваливаясь в забытье и взлетая в темную высоту. Чувствуя под собой умирающую траву. Все еще оставаясь лейтенантом Шадриным, неудачливым разведчиком двадцати трех лет от роду…

Сквозь удары сердца — едва уловимая вибрация.

Кругом все так же была тьма. Но в глухом безмолвии родился звук — сначала неясный, потом отчетливый, рвущий пространство.

Чей-то истошный крик.

Шадрин открыл глаза. Он до сих пор ничего не видел, кроме нависавшего над ним силуэта Марченко. Зато он осознал, откуда долетает крик.

Полковник Марченко изгибался в судорогах и вопил от боли. Жаркий, словно солнце, поток огня резал его фигуру пополам.

Вдруг стало светло. Так светло, что Юрий зажмурил глаза. В следующую секунду он понял, что опять может двигаться.

Медленно, будто управляя чужим телом, перевернулся. Кое-как сел.

Он опять различал краски. Очертания предметов выплывали из тумана… Заморгал и увидел человека в белой рубахе, склонившегося над «седой» девушкой. Юрий не мог разглядеть его лица — все было видно как через залитое дождем стекло…

Мысли путались, только одна врезалась в сознание четким росчерком: «Оружие!»

Собрав остатки сил, Юрий принялся шарить в траве, разыскивая «TT».

И нашел его — у ног Марченко.

Повернул голову, ожидая увидеть обожженные куски тела. Вздрогнул и отшатнулся, вскидывая оружие.

Полковник казался невредимым. Он лежал на траве — бледный, с закрытыми глазами и без единой царапины. Даже светлый пиджак выглядел идеально — будто Марченко лишь на минутку прилег отдохнуть… Разве что не дышал. Но теперь Юрий не доверял трупам.

Медленно попятился. Опираясь на ствол дерева, кое-как поднялся на ноги — все это время он держал полковника на «мушке»…

— Юра! — раздалось рядом.

И Шадрин оцепенел. Обернулся, чувствуя мурашки по коже. Он слишком хорошо помнил этот голос.

— Лена? Леночка…

Девушка стояла рядом с автомобилем. Ветерок теребил пряди каштановых волос. Глаза сверкали. Она была такая же прекрасная — словно не канули в ад войны эти четыре года…

— Здравствуй.

— Здравствуй, Лена.

Это казалось обманом, наваждением — но спец по миражам валялся рядом на траве…

А девушка смотрела на Шадрина. Внимательно, с легкой грустью. И горячая волна всплывала откуда-то из глубин памяти. Прикосновения, звуки… Аромат ее кожи. Вкус ее губ…

— Леночка…

Юрий шагнул к ней.

Что-то изменилось в ее взгляде. Будто тень тревоги мелькнула на лице. Почему она так смотрит? Почему молчит?

— Это же я! Ты ведь узнала?

Юрий сделал еще шаг.

Ее рука, скрытая за капотом «ЗИСа», вскинулась молниеносным движением.

Он успел разглядеть пистолет. Спустя мгновенье что-то ударило в грудь. И запоздало отпечатался в сознании хлопок выстрела…

Соленый вкус во рту…

Ясное небо между кронами деревьев.

Кто-то склонился над ним… Рвет его мокрую от крови рубаху.

Наверное, это бред. Потому что Юрий видит себя со стороны. Видит, как майор Иванов кривым ножом полосует его тело на груди — как раз вокруг раны. Боли нет. А майор сдирает с его тела целый ошметок кожи. И бросает далеко в сторону — так будто это не кусок плоти, а ядовитая змея.

Алый лоскут падает на траву. И темнеет на глазах, высыхает, жадно впитывая в себя капли крови. На сером куске кожи проступают диковинные алые письмена… Буквы или иероглифы? Разобрать лучше не удается.

Иванов льет на пергамент прозрачную жидкость из стеклянного флакона. Быстро щелкает зажигалкой. Прочертив по траве дорожку, пламя охватывает серый лоскут… или не лоскут вовсе?

Оно корчится, как живое. Оно ползет по траве — будто плоский червяк! Майор вскидывает «TT» и несколько раз стреляет в горящий пергамент…

Глава 5

Тьма.

Солнечный свет сквозь веки…

Тревожный шепот Лены:

— Потерпи, милый…

Хмурое лицо Иванова. И его ладони — там, над раной. Юрий чувствует исходящее от них тепло…

Опять тьма.

Сладкий глоток воздуха — почти без боли…

— Ты меня слышишь, Юра? — тревожный голос майора.

В этот раз Шадрину хватает сил ответить:

— Да…

Иванов помогает ему подняться. Опираясь на плечо майора, Шадрин ковыляет через парк. Грудь у него забинтована, но чувствует он себя лучше. Во всяком случае, куда лучше, чем тот, в кого недавно стреляли…

Он поворачивает голову.

Лена тоже здесь. Идет сбоку и чуть впереди, оглядываясь по сторонам, а в руке ее тот самый «браунинг». Позади — разбитый автомобиль и четыре тела. Только девушки в седом парике там уже нет.

Юрию хочется узнать, что с ней. Но он молчит — не время задавать вопросы, да и говорить трудно…

Они пересекают аллею. В кустах обнаруживается пустой «Паккард». Иванов садится за руль, а Шадрин и Лена — на заднее сиденье.

Уверенно набирая скорость, машина выезжает из парка на Комсомольский проспект.

В этот ранний час тут все еще слабое движение. Но на улицах уже хватает людей. «Паккард» обгоняет переполненный троллейбус. А на углу, у пересечения с Воробьевским шоссе, Юрий замечает милицейский патруль.

Шадрин опускает веки. Ему не хочется думать о будущем.

Наверняка тела Марченко и его помощников скоро обнаружат. И тогда… Что тогда? Объявят бывшего лейтенанта Шадрина во всесоюзный розыск?

— Юра, тебе плохо? — испуганный голос девушки.

Да, ему плохо. Это отвратительно — чувствовать себя разменной фигурой в большой игре.

— Куда мы едем? — выдавливает Шадрин.

— За город, в одно тихое место, — отвечает Иванов.

— А не проще было избавиться от меня здесь?

— Не болтай ерунды.