Анна Гурова - Лунный воин

– А, – понял Ким. – Ну, поздравляю. Ловко устроился. Отшельником станешь, да еще и с отцовского благословения.

– Ну, не совсем. Батюшка сказал: «Пересиди какое-то время в горах. Если тебя будут искать слуги Енгонов, я со спокойной совестью скажу, что ты ушел в монахи. А если не будут – тогда сообщу тебе письмом». Так что в конечном счете эта стычка у Двух Слив оказалась нам даже полезной…

Вечером в честь гостей устроили пир. Стол ломился от угощений и изысканных вин, в обеденной зале горело множество светильников, тонко благоухали цветы в дорогих вазах. Ужин прошел очень приятно. Отец Рея, человек опытный и хитрый, принял Кима очень любезно, но без излишнего раболепства – иными словами, как товарища сына по учебе, а не как князя Енгона. Пока сидели за столом, не задал ни одного неловкого вопроса, который мог бы смутить или огорчить гостя, сам же не умолкал, занятно описывая свои торговые путешествия в разные концы империи. Между делом, незаметно, господин Люпин выведал у Кима много такого, что ему до крайности не понравилось. Однако как воспитанный человек ничего вслух не сказал, только подумал про себя: «Хорошо, что завтра они оба отсюда уедут». Легкомысленная и опасная выходка Рея его глубоко огорчила. Господин Люпин прямо не узнавал своего благоразумного сына. Неужели он наивно полагает, что дружба с этим приемышем принесет ему какие-то выгоды?

Рей слушал отца и всё прекрасно понимал. Он и сам задавался теми же вопросами. Попытка вступиться за Кима с риском для собственной жизни теперь казалась ему глупой блажью и временным помрачением ума…

К концу ужина Рея слегка развезло, и он решил ночью сходить проведать одну знакомую девицу, нечто вроде местной кисэн – так сказать, попрощаться с вольной жизнью. И еще он решил, что ни к чему было знакомить Кима с Солле. Всего-то полдня провели вместе, а она уже такие вольности себе в разговорах позволяет, дерзит брату, кокетничать пытается, бесстыжая!

Ким, которому вино тоже ударило в голову, за вечер не раз возвращался мыслями к Солле (женщин за стол не допускали, они ужинали отдельно). Славная девчонка, веселая и на вид приятная, думал он, и вовсе не такая дурочка, какой выставлял ее Рей. И все же не о такой невесте мечталось Киму. Девушка, которая ему предназначена судьбой, неслыханно прекрасна, но пока еще как будто окутана туманом, она красавица-невидимка, как Меймей из давешних старухиных историй. Чем-то она будет похожа на благородных принцесс, его сводных сестер, чем-то – на изысканных, утонченных кисэн высшего ранга, к которым однажды водил его Сайхун (ох, лучше не вспоминать – пока все прочие гости ели, пили и веселились, наслаждаясь пением и остроумной беседой красавиц, Ким сидел пень пнем, от смущения не способный вымолвить ни слова…). Девушка его мечты – белолица и черноброва, она носит шелка и жемчуг, у нее плавная походка, нежный журчащий голос и прочие тридцать три признака совершенной красоты, ее взгляд обжигает, а прикосновение сулит небесные наслаждения…

И совершенно она не похожа ни на простушку Солле, ни на бесстыжую нахалку с цветущими ветками в непричесанных волосах и желтыми, приносящими несчастье, тигровыми глазами.

После ужина Рей, выждав, когда Ким уснет, тайком отправился-таки к своей девице. Вернулся он поздно ночью, довольный и настроенный на возвышенный лад – по пути домой он мечтал, как с завтрашнего утра отринет все земное. Устраиваясь спать, разбудил Кима – их устроили в одной комнате. Ким спросонья обругал его и собрался спать дальше.

– Слушай, брат, – обратился к нему Рей. – А чего ты собак-то боишься? Покусали тебя в детстве, что ли?

Трезвый, он не стал бы задавать таких неудобных вопросов, а тут пришло в голову – и спросил. Ким, тем не менее, сел в постели и серьезно ответил:

– Нет, не покусали. Просто, когда на меня смотрит собака – большая собака… знаешь, как они умеют смотреть, прямо в глаза, как будто всё понимают… я каждый раз боюсь…

И Ким понизил голос до шепота, как будто сообщая некую ужасную тайну:

– …что она заговорит!

Рей посмотрел на него, как на полоумного, даже не нашелся что ответить. «Ну и набрался», – подумал он. А сам сделал вид, что не расслышал, пожелал Киму спокойной ночи, упал на соседнюю лежанку и тут же уснул.

Глава 8

Первый урок колдовства

День перед полнолунием выдался обычный, серенький. Окрестные горы потонули в сонном тумане. Мотылек провел его – до самого вечера – в напряженном ожидании, но жизнь текла своим чередом: Головастик ковырялся на кухне, сихан не вылезал из своего кабинета, что-то писал, обложившись свитками. Мотылек, улучив момент, подкрался и сунул нос в записи, но все равно ничего не понял – Кагеру писал старшей речью. Вечером из-за гор подул ветер, в слоистых облаках появились разрывы. К закату небо совсем очистилось. В глубокой синеве высыпали звезды, взошла колдовская осенняя луна, о которой на островах Кирим издавна слагают страшные сказки, – что она лишает сна, сбивает с пути странников, может зачаровать и увести в неизвестность оставленного без присмотра ребенка… «Сейчас всё и начнется», – приготовился Мотылек. Но сразу после заката их с Головастиком, как всегда, отправили спать.

Ночью Мотылька разбудили голоса за стенкой.

– …темнота, одиночество, дикие звери, бесы, – слышался раздраженный голос Кагеру, – если тебе удастся преодолеть перед ними страх, то больше ничто на свете не сможет тебя напугать. Тогда я, возможно, поверю, что ты сможешь стать мокквисином…

«Опять воспитывает», – сквозь дрему подумал Мотылек, переворачиваясь на другой бок.

Головастик что-то слезливо проныл.

– А вот тебе и случай поупражняться: в этом лесу полно зверя и демонов, и фаза луны сегодня самая подходящая. Пошел!

Раздался звук пинка, быстрый неровный топот.

– И чтобы до утра я тебя не видел! Тошнотник проследит, чтобы ты там не заскучал!

Шаги затихли. Дверь отодвинулась, впустив полосу неяркого света, который тут же померк, – в каморку заглянул Кагеру. Мотылек замер в постели, стараясь стать под одеялом маленьким и незаметным.

– Все равно знаю, что ты не спишь. Вставай, одевайся и – в кабинет.

Мотылек неохотно вылез из постели. Из-за ночных холодов ученики спали одетыми, так что на сборы ему много времени не понадобилось. Мальчик прошлепал в кабинет и остановился в дверях, переступая с ноги на ногу на холодном полу. Кагеру взглянул на него – дрожащего, босого; шейка тонкая, глазищи расширены от страха…

– Ты, помнится, жаловался, что я тебя ничему не учу?