Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга II

Именно так: проступает. Просачивается.

Кладбище – и неведомые хищники. В один день. Чего ждать ещё – и скоро?

Она не знала.

– Пожалуйста, только не сегодня, – отчётливо сказала вдруг Аски. – Я ещё не готова…

И в наступившей тишине Отраде показалось, что она слышит её собеседника. Но не могла понять слов – только интонации, хмурые, повелительные, нетерпеливые…

– Я не хочу… я боюсь… Я знаю, что пора, что надо, но пожалуйста… у меня маленький ребенок… ваш ребенок… разве нет больше никого…

Она выслушала ответ и рыдающе вдохнула. Потом так долго не было ни звука, что Отрада испугалась. Она давно не пугалась так, как сейчас, хотя сейчас ей будто бы ничего не грозило. Кроме одиночества.

Как будто она и без того не была абсолютно одинока…

Но нет, Аски выдохнула – протяжный всхлип – и задышала ровно. Отрада посидела ещё с нею рядом, потом вышла под небо. Уже было начало ночи.

Справа, совсем недалеко, загорались огни города.

Глава четвертая

Мелиора. Кесарская область

Пребывание в царстве мёртвых запомнилось Азару как раздражающе однообразное одинокое кружение по древнему, словно сам мир, лабиринту. Углы, истёртые миллионами прикосновений, заросшие мохом тупики, еле различимые надписи… Ещё больше раздражало то, что приходится таскать с собой собственный труп, который всё время притворяется, что лежит себе в палатке в лагере Симфориана, и старый Симфориан приходит и сидит рядом, что-то пытаясь сказать, но у него получаются лишь слова…

А потом было утро, раннее настолько, что солнце ещё не показалось, лишь полоски облаков сияли необычным светом. Холод и свежесть наполняли палатку, Азар приподнялся и сел, он был один, полог откинут, кто-то сию секунду вышел, но он не заметил, кто.

Это тоже было видение, он догадался тут же – ибо небо затягивал дым, и солнце проступало лишь в полдень горячим багровым кругом. Но видение пронзительно-ясного утра – было последним.

С этого момента он стремительно стал выздоравливать, и даже отсутствующая рука не тревожила его по ночам.

Когда Симфориан послал за ним, Азар как раз упражнялся в бое одной рукой, без щита – наподобие саптахов. В сущности, это было просто, следовало лишь привыкнуть…

У шатра Симфориана сидели двое, незнакомый тысячник – и другой тысячник, вполне знакомый с лица.

– Вот, – сказал Симфориан, – тот, о котором…

– Не птица человек, а сподобился полёта, – перебил его Азар, протягивая руку знакомому. – Срослись кости?

– Ты…

– Вытаскивал тебя из воды, да вёз, да песни пел доро гой… Азар меня зовут, Азар Парфений. Из Лабы-сельца вольный азах.

– Венедим Паригорий. А это друг мой, Камен Мартиан. Услышали вот о том бое, что в Лабе происходил…

– Понятное дело.

– Верно ли, что от Пактовия огневому бою научился?

– Верно, да.

– Что с самим Пактовием сталось, не знаешь?

– Как разошлись, так никакого известия. А вы слыхали что-нибудь?

– Был осенью жив. Потом – пропал из виду…

– Постой, Венедим, – сказал его товарищ. – Давай сразу всё объясним. Наверняка знаешь, азах, что Пактовий телохранил государыню нашу кесаревну…

– Как не знать. Да похитили её всё равно.

– Так вот: похитители передали кесаревну нашу Отраду кесарю Светозару. Жильё ей предоставил генарх Вендимиан. Готовилась свадьба, вот с ним… – Камен кивнул на Венедима, тот вздохнул. – Но – вновь кто-то похитил её, и вновь след ведёт в Кузню. Прошлый раз, ты знаешь, ходил за кесаревной отважник Пактовий. Теперь же – нету его нигде. Поэтому идём мы.

– Так, – сказал Азар. – А искать-то как её будете?

– Есть одна хитрость…– начал Камен, но Венедим прервал его:

– Ты – пойдёшь с нами?

– Какой от меня особый толк? – вздохнул Азар.

– Огненные бо и.

– По-онял… Но на работу потребно будет хотя бы несколько дней…

– Три. Три дня мы пробудем здесь. Симфориан даст людей, помогут.

– Хорошо. Буду с вами.

Не три дня ушло на сборы – пять. Небольшой, в два десятка, отряд всадников отправился в путь до восхода. Верховые, у каждого подменная и вьючная лошади. Некоторые вьюки были длинные, обёрнутые промасленной парусиной…

Мелиора. Фелитополь

Авенезер – чёрный, уродливо огромный, уже не помещающийся в собственном теле, но при этом стремительный и пластичный – опустил руку, и толпа зароптала. О, как хорошо знал он этот ропот! Можно даже сказать, что он по-своему любил его…

Сейчас более, чем когда-либо прежде, Авенезер ощущал себя скоплением множества людей. Кто-то придумывал слова. Кто-то говорил их. Кто-то сочинял эффектные жесты и поступки. Кто-то творил маленькие чудеса. Кто-то рассчитывал последствия ходов и событий.

Эти люди внутри него были даже не слишком знакомы между собой.

Вот один из них, отвлёкшись от своих дел, обвёл глазами толпу. Восемь, а то и десять тысяч пёстро вооружённых мужчин, не блистающих опрятностью и не погрязших в добродетели женщин, чумазых вороватых ребятишек. Густая вонь агрессивного пота заставляла их ноздри раздуваться.

Глаза сверкали сами по себе.

Подходили ещё и ещё. Вылезали из нор, выпрыгивали из окон и проломов в стенах, стекались по переулкам и тропам, протоптанным среди развалин…

Что ж, подумал Авенезер, не самый плохой материал. Большинство из них сильны, беспринципны, умеют выживать. Нужно лишь хвалить их, хвалить безудержно – и они не отстанут от тебя ни на шаг. Убедить их, что они-то и есть соль земли…

И в какой-то момент они возомнят, что – лучше тебя.

Главное – не упустить этот момент. Суметь им воспользоваться…

Тот в Авенезере, который вещал, – наклонился вперёд и понизил голос. В наступившей тишине убили бы любого, кто скрипнул бы попавшей под каблук песчинкой…

А потом Авенезер-вещающий откинулся и воздел торжествующе руки. Толпа заревела. Авенезер-наблюдатель чуть поморщился. Он не любил такие громкие звуки.

И, вглядываясь в потные ликующие лица, попытался угадать: вот ты придёшь убивать меня… и вот ты… и вот ты.

Кузня

Алексей заставил себя не нервничать и не торопиться. Работа была слишком уж кропотливая – и, как оказалось, времени требовала куда больше расчётного. Прежде он никогда не занимался художественным выцарапыванием на стекле…

Отвлекал от работы главным образом пейзаж. Крыши с обвисшими от сырости краями, мох и плесень на стенах, мёртвые студенистые лужи в оспинах и морщинах. Не слишком густой, но какой-то неприятно осклизлый туман. Он здесь не рассеивается никогда.

Злотворное дыхание гада…