Елизавета Дворецкая - Лес на той стороне, кн. 1: Золотой сокол

– Да ну, отец, ты забыл, у него же есть невеста! – напомнил Зорко. – Помнишь, в Радегоще! Как же не помнить, она же тебя лечила.

– Да, совсем старый стал, память отшибло! – Доморад засмеялся и хлопнул себя по лбу. – Такую девицу как же можно забыть? Точно, совсем старый!

– Я, я зато без невесты хожу, один, как ветер в поле… то есть кол посреди двора… то есть… – Хват даже подпрыгивал на месте и смеялся, не зная, с чем сравнить свою горькую одинокую долю, но сравнения просились на язык такие, что Куделька фыркала и краснела то ли от стыда, то ли от смеха. При родичах Хват, конечно, не смел ловить ее за руки и сажать к себе на колени, как он имел привычку делать, но его глаза следили за миловидной купеческой дочкой с очень красноречивым выражением.

Всю обратную дорогу до княжьего двора Хват перебирал ее достоинства в таких выражениях, какие ей самой никак не стоило слышать, а потом вдруг что-то вспомнил и присвистнул:

– Слушай, а у тебя, оказывается, невеста есть? Что же ты молчал?

– А чего говорить? – Зимобор пожал плечами. Даже если бы ему и хотелось говорить о Дивине, Хват стал бы последним человеком, которого он для этого выбрал бы. – Ты же мне не сват.

– А что за девка? Красивая? Ты с ней…

– Заткнись, а? – вполне равнодушно попросил Зимобор, глядя перед собой, но Хват, о чудо, действительно унялся и больше ничего не сказал.

Через пару дней обоз наконец собрался, князь принес жертвы Велесу, и длинная вереница ладей двинулась вниз по течению Западной Двины. Большая часть их принадлежала князю, но и некоторые из полотеских купцов присоединили свои товары, пользуясь таким удобным случаем. Дорога показалась веселой: везде, где приходилось ночевать, княжеских людей угощали хлебом и пирогами из зерна нового урожая, и хотя столы еще не поражали таким обилием, чтобы сидящие у разных концов стола не видели друг друга из-за горы пирогов, все-таки это уже был настоящий праздник. По дорогам меж полей носили Отца Урожая – первый сноп, наряженный в рубаху и штаны, с красными лентами в «бороде»[40]. Женщины-жницы выходили в поле в самых лучших одеждах, как на праздник, девушки бегали веселые, и Хват, каждый раз исчезавший с наступлением темноты, возвращался под утро усталый и довольный.

Плыли пять дней: сначала через кривичские земли, потом через земли латгалов и ливов. На каждой остановке навстречу выходили их вожди и старейшины в сопровождении собственных дружин, обменивались с воеводой Доброгневом речами и подарками – с этими народами у князя Столпомира был заключен мир. Несколько балтских купцов даже присоединилось к обозу. Хват все подмигивал местным девушкам, сверху донизу обвешанным металлическими украшениями, и таращил глаза на их ноги под короткими, до колен, рубахами. Девушки посмеивались между собой, но близко не подходили.

За устьем Западной Двины вышли в море и еще один день плыли вдоль берега залива на северо-запад. После ночевки на берегу обогнули мыс и теперь, опять принеся жертвы Велесу и морскому владыке Ящеру, пустились через открытое море прямо на закат. Плыли четыре дня. Ветер то поднимался, то опять стихал, то ставили парус, то гребли, и непривычные к морю кривичи жестоко страдали от качки, а еще больше от страха, но деваться было некуда.

Однако жертвы были принесены не зря, и на четвертый день ладьи благополучно прибыли на остров Готланд. Буквально выпадая из ладей на берег, кривичи бросались на колени и припадали грудью к чужой каменистой земле, которая благодаря своей твердости и надежности была желанна и мила после волн, как сама родина. Грязные, насквозь просоленные, измученные, славяне только и мечтали о том, чтобы помыться и хотя бы справить нужду по-человечески, в укромном месте, где нет качки.

Остров Готланд был весьма оживленным: сюда стекались товары со всех четырех сторон света, и из славянских, и из варяжских стран. Здесь не было городов, зато было немало богатых усадеб, где и совершались сделки. В гостевом доме одной из них и для кривичей нашлось место: люди получили возможность отлежаться, отдохнуть от волн и качки, и только Хват все шнырял по острову, ухитряясь каждый вечер возвращаться пьяным.

Боярин Доброгнев тоже не терял времени и расспрашивал островитян и торговых гостей о положении на море – нет ли где какой войны, что слышно из свейских земель? Ведь варяжских племен было несколько десятков, и все они часто воевали между собой. Кроме того, бывало, что какой-нибудь морской конунг собирал дружину на нескольких кораблях и кружил возле торговых городов, выискивая добычу. Иной раз из-за таких удальцов торговые корабли по три месяца не выходили в море.

Но сейчас все вроде было благополучно – более или менее, как всегда. Дней через пять кривичи пустились через море дальше на запад и еще через несколько дней увидели наконец берег. Здесь жил народ, называемый восточными етами. Берега здесь были довольно каменисты, но невысоки, везде зеленели березовые рощи, и Зимобор замечал, что на них меньше желтых осенних листьев, чем в славянских землях. Здесь, у моря с теплыми течениями, было гораздо теплее, и варяги могли бы жить богато, если бы не тощая, очень каменистая земля. Часто попадалось жилье: длинные дома со стенами из дерна или стоймя вкопанных бревен, под тяжелыми соломенными или дерновыми же крышами, и вовсе без окон.

– Как же они живут, темно ведь? – спрашивал он у тех, кто уже бывал здесь.

– Летом дверь открывают, зимой огонь жгут, – отвечал Хват. – У них не печки, а открытые очаги посреди пола, так и освещаются.

К каждому дому лепились еще две-три более мелкие постройки, видимо хлевы и прочие службы, но сами дома отстояли один от другого так далеко, что между ними помещались полоски распаханных полей, луга с пасущейся скотиной, рощицы, могильные холмики. Свеи жили не большими родами, а отдельными семьями. Причем все имущество доставалось старшему сыну, а младшие оказывались вынуждены или работать на него же, или идти искать счастья в других местах. Зимобор пожимал плечами, глядя на такое странное устройство жизни, но где-то в глубине робко поблескивала мысль: а ведь будь у кривичей то же самое, ни Буяр, ни Избрана не смели бы сомневаться в его правах на смоленский престол. Он старший – и все, никаких дележек.

Вдоль етских берегов пошли на север и еще через несколько дней добрались до владений племени свеев. У пролива, который соединял море с внутренним озером, на небольшом острове стоял знаменитый торговый город Бирка. Торговые гости оттуда уже почти век появлялись время от времени и в ладожских, и в кривичских землях, славянские купцы ездили сюда и даже имели тут свой гостиный двор. Свейские конунги, как и все варяжские князья, не имели стольных городов, а обитали в своих усадьбах, разбросанных по стране: жили, пока податей с местного населения хватало на прокорм, а потом снимались с места со всем двором, то есть домочадцами и дружиной, и ехали в другую область. К счастью, на Готланде кривичам повстречались свейские купцы, рассказавшие, что именно в Бирке конунг свеев обосновался на зиму.