Джо Аберкромби - Полмира

— О, я не знаю, — сказал Ярви. — Я в течение недели направляюсь к Священной. Обратно в Расшатанное море. — Он надул губы и постукал по ним пальцем. — Бренд, не будет ведь большой проблемой захватить пассажира до Вульсгарда?

— Не будет, — сказал Бренд.

Ярви поднял брови, словно идея только что пришла ему в голову.

— Быть может, мы могли бы найти место для Матери Скаер?

— Мы лишились одной загадочной лысой женщины. — Пожал плечами Бренд. — Так что есть место для другой.

Министр Горма хмуро посмотрела на них.

— Не играй со мной, мальчик.

— С играми у меня всегда было не очень, — сказал Бренд. — Детство у меня было коротким.

Мать Скаер медленно распрямила свои длинные конечности и встала. Босые ноги шлепали по влажному камню, она шла к решетке, пока цепи не натянулись. Потом наклонилась еще немного, тени двигались во впадинах ее сухопарого лица.

— Вы предлагаете мне мою жизнь, Отец Ярви?

— Я обнаружил, что она в моих руках, и у меня нет ей лучшего применения.

— Хм. — Мать Скаер подняла брови очень высоко. — Какая вкусная приманка. И, полагаю, в ней нет крючка?

Ярви тоже наклонился к решетке, так что лица министров были не более чем в футе друг от друга.

— Мне нужны союзники.

— Против Верховного Короля? Каких союзников я вам приведу?

— В нашей команде есть ванстер. Хороший человек. Сильный на весле. Сильный в стене. Что скажешь, Бренд?

— Сильный на весле. — Бренд вспомнил, как Фрор орал Песню Байла на том холме над Запретной. — Сильный в стене.

— Увидев, как он сражается среди людей Гетланда, я снова понял, насколько мы похожи, — сказал Ярви. — Мы молимся одним и тем же богам под одними небесами. Мы поем одинаковые песни на одном языке. И мы вместе боремся под ярмом Верховного Короля, которое становится все тяжелее.

Губы Матери Скаер скривились.

— И ты освободишь Ванстерланд от рабства?

— А почему нет? Если в то же время я смогу освободить и Гетланд. Мне не доставляло удовольствия носить рабский ошейник капитана галеры. И мне больше не доставляет удовольствия быть рабом какого-то пускающего слюни старого дурака в Скекенхаусе.

— Союз между Гетландом и Ванстерландом? — Бренд мрачно потряс головой. — Мы сражались друг с другом с тех пор, как появился Верховный Король. С тех пор, как появился Гетланд. Это точно безумие.

Ярви посмотрел на него, в его глазах было предупреждение.

— Грань между безумием и хитроумностью всегда была весьма тонкой.

— Парень прав. — Мать Скаер просунула руки через решетку и свесила их. — Между нами древняя вражда и глубокая ненависть…

— Между нами жалкие ссоры и мелкие заблуждения. Оставьте гневные слова воинам, Мать Скаер, вы и я знаем лучше. Наш настоящий враг Праматерь Вексен. Это она оторвала вас от вашего места, чтобы заставить выполнять рабскую работу. Ей плевать на Ванстерланд или на Гетланд, или на любого из нас. Ее волнует только власть.

Мать Скаер склонила голову набок, прищурив голубые глаза.

— Вы никогда не победите. Она слишком сильна.

— Герцог Микедас был слишком силен, а теперь его власть и его череп разбиты.

Глаза прищурились еще сильнее.

— Король Утил никогда не согласится.

— Позвольте мне позаботиться о короле Утиле.

Еще сильнее.

— Гром-гил-Горм никогда не согласится.

— Не стоит себя недооценивать, Мать Скаер. Я не сомневаюсь, что ваша сила убеждения внушительна.

Теперь от глаз остались лишь голубые щелочки.

— Думаю, не настолько внушительна, как ваша, Отец Ярви. — Внезапно она широко распахнула глаза и так быстро протянула руку через решетку, что Бренд отпрянул назад и чуть не уронил факел. — Я принимаю ваше предложение.

Отец Ярви взял ее руку, и она, оказавшись сильнее, чем выглядела, притянула его к себе.

— Вы понимаете, что я не могу ничего обещать.

— Теперь я меньше заинтересован в обещаниях, чем когда-то. Лучший способ склонить кого-то к своей воле, это предложить ему то, чего он хочет, а не заставлять его клясться. — Ярви высвободил руку. — На Священной будет холодно, год подходит к концу. Я бы упаковал что-нибудь теплое.

Когда они ушли в темноту, Отец Ярви положил руку на плечо Бренду.

— Ты хорошо справился.

— Я почти ничего не сказал.

— Да. Но мудрый оратор в первую очередь учится, когда надо промолчать. Ты бы удивился, узнав, как много умных людей этого не понимают.

Сумаэль ждала их у ворот.

— Ты получил, что хотел?

Ярви остановился перед ней.

— Все, что хотел, и намного больше, чем заслуживал. Но, похоже, теперь я должен оставить все это позади.

— Судьба бывает жестока.

— Она обычно такая.

— Ты можешь остаться.

— Ты можешь поехать.

— Но в конце концов все мы должны быть теми, кто мы есть. Я советник императрицы.

— А я министр короля. У нас обоих своя ноша.

Сумаэль улыбнулась.

— И когда надо поднять груз…

— Лучше поднимать, а не стонать.

— Я буду скучать по тебе, Ярви.

— Я словно оставляю позади лучшую часть себя.

Еще миг они смотрели друг на друга, потом Сумаэль коротко вздохнула.

— Удачи в путешествии. — И она зашагала прочь, расправив плечи.

Лицо Отца Ярви скривилось, и он прислонился к воротам, словно мог упасть. Бренд был почти готов предложить свою руку, но мудрый оратор в первую очередь учится, когда надо промолчать. Довольно скоро министр выпрямился без помощи.

— Собери команду, Бренд, — сказал он. — У нас впереди долгий путь.

Часть ІV

Прощания

Колючка мягко вытащила свое весло из уключины и последний раз постучала кончиками пальцев по отполированному от пота дереву.

— Прощай, друг мой. — Весло, впрочем, осталось безразличным, так что, прощально вздохнув, она со стуком сбросила свой морской сундучок на причал и спрыгнула вслед за ним.

Мать Солнце улыбалась, глядя на Торлби с чистого неба, и Колючка закрыла глаза, откинула голову назад, улыбаясь, когда соленый ветер целовал ее покрытые шрамами щеки.

— Вот такой должна быть погода, — прошептала она, вспоминая удушливую жару Первого из Городов.

— Посмотри на себя. — Ральф даже перестал привязывать канат на корме, и удивленно покачал лысеющей головой. — Трудно поверить, как ты выросла с тех пор, как села на мое заднее весло. И не только в высоту.

— Из девочки в женщину, — сказал Отец Ярви, карабкаясь с Южного Ветра.

— Из женщины в героя, — сказал Досдувой, заключая Колючку в сокрушающие объятья. — Помнишь ту команду тровенов, которые пели о тебе песню на Священной? Дьяволица, убившая десятерых воинов и спасшая императрицу Юга! Женщина, которая дышит огнем и метает молнии взглядом!