Терри Лу - Под крылом дракона

Река из факелов, горящих ровно даже под тугими струями дождя, уже совсем близко, так что я могу различить вытянутые силуэты в глухих плащах, сияющую белую кожу, слепые бельма глаз без зрачков.

Вот оно — искупление! Спасибо, Отец…

Протяжно, как раненый волк, воет ветер, и неровно стучат сердца в такт его завываниям…

Где-то в глубине сознания загнанной птицей бьется мысль: «А что будет с ним? Вдруг не успел добраться?»

Но времени на размышления нет. Есть только мы: я и движущаяся навстречу молчаливая гибель.

Раскрываю пасть до хруста в челюстях — и рев, смешанный с густым чадящим огнем, перекрывает шум грома…

Я принимаю бой!

ГЛАВА 18

ФИНАЛЬНЫЙ АККОРД

Толпа, шумная, потная, вздымающая гребень из разноцветных зонтиков, шевелящая тысячами рук и ног, проглотила меня, будто хищник, и поволокла в своем брюхе в неизвестном направлении.

Не способная ступить и шагу вопреки воле этого безумного потока, я чувствовала себя мухой, жалко трепещущей крылышками на клейкой ленте.

Устав бороться, я обмякла, зажатая между дородной дамой и подозрительным типом в растянутом свитере и лоснящемся от грязи кепи. Он немедленно попытался ощупать мою дорожную сумку, единственным сокровищем в которой были шахматы, подаренные Зазу. Не мудрствуя лукаво, я извернулась и с наслаждением заехала воришке локтем в живот — тот заскулил, как побитый пес, и растворился в водовороте человеческих тел.

Мысли, рваные, бессвязные, столпились в моей голове, словно решив устроить забастовку, кричали на разные голоса, перебивая друг друга.

Думай, Лис, думай… Что ты будешь делать, когда выберешься отсюда? Если, конечно, выберешься…

Перспектива добраться до противоположной стороны улицы живой и невредимой с каждой секундой становилась все безнадежней.

Дородная тетка, на чьей спине я практически распласталась, заподозрив в крамольных мыслях, попыталась ткнуть меня острым, как игла, концом сложенного зонтика.

Я увернулась и не стала скандалить — не было сил.

Джалу… Мой крылатый друг, мой дракон… где ты сейчас? Глупый вопрос. Разумеется, в своей комнате с бокалом вина, греешься у камина — ведь в замке всегда такие сквозняки… Я знаю, торговец солгал мне.

Ты слишком сильный. Ты не допустишь…

Нет, хватит! Глупая Лис, время ли думать о других, когда собственная шкура горит? Тебя станут искать — не сегодня, так завтра… И ведь найдут! Девчонка, одна, в незнакомом городе, да что там… в незнакомом мире! Что ты можешь? Если схватит Барух — продаст в рабство, а если Инквизиция… Об этом не хотелось думать.

Огромное чудовище, умело притворяющееся толпой, вдруг остановилось, всколыхнув напоследок все свое гигантское тело, и выплюнуло меня, как застрявшую в горле кость.

Я очутилась на площади. Здесь было так людно, что на каменную кладку, едва виднеющуюся между ботинками и туфельками, не упало бы и яблоко.

В моих легких, забитых пылью и острым запахом грязных тел, смешанным со сладким ароматом духов, уже не осталось места для глотка чистого воздуха, да его и не было.

В отчаянии, с трудом удерживаясь на ногах — от недостатка воздуха кружилась голова, — я заозиралась вокруг, ища спасительную соломинку. И она нашлась — даже не соломинка, а целый деревянный столб, возвышающийся над крышами невысоких домов и мрачно глядящий на творящееся внизу безобразие одним-единственным стеклянным глазом.

Отдавив пару ног и получив лишь одну, зато весьма ощутимую мстительную затрещину, я наконец добралась до фонарного столба, вскарабкалась на него с ловкостью обезьяны. Помню, еще в детстве, всем мальчишкам на зависть, я могла перелезть через любой забор, чем и пользовалась самым бессовестным образом, воруя на даче соседские яблоки.

Здесь было гораздо легче дышать, от жадности я даже открыла рот, наполняя легкие чистым, пусть и горячим воздухом. Солнце слепило так, что пришлось приложить ладонь козырьком ко лбу, спасая глаза от палящих лучей.

Мне открылось пугающее, безумное и одновременно величественное зрелище: толпа — то самое чудище, приволокшее меня сюда, — разрослась, заполнила каждый уголок огромной площади. Разноцветный поток человеческих тел обтекал широкий деревянный помост, возвышающийся в центре.

На помосте стоял человек — высокий, прямой как жердь, в длинном сером плаще, застегнутом на множество мелких, сверкающих начищенной медью пуговиц. Нижнюю часть лица скрывал высокий глухой воротник, верхнюю — широкополая шляпа насыщенного бордового цвета, так что открытыми оставались лишь орлиный нос и глаза, сливающиеся под тенью от шляпы в одну черную полосу. В руках он держал какой-то свиток.

Когда этот странно одетый человек, приосанившись, развернул бумагу и зычным голосом стал читать что-то на незнакомом языке, горожане заволновались.

Мужчины затрясли кулаками, некоторые от избытка чувств срывали с голов кепи, подбрасывали вверх. Женщины вели себя скромнее, зато ребятня надрывалась вовсю. Я не понимала ни слова, но их выкрики странно сочетали в себе восторг и возмущение.

— Хасса-ба тахма! — четко произнес мужчина на помосте.

На короткое мгновение над площадью повисла оглушительная тишина. Ее прорезал тонкий, едва слышный плач младенца…

И тут толпа взорвалась. Боясь оглохнуть от безумных воплей, я попыталась закрыть уши руками и едва не сверзилась со своей наблюдательной вышки.

— Тахма! — кричали люди, срывая глотки. — Хасса-ба! Тахма! Тахма!

Мне стало страшно — такой яростью и злобой был наполнен каждый вопль. Лица вокруг стали совершенно нечеловеческими: куда ни глянь — черные провалы ртов и глаз и пляшущий в них безумный огонь ненависти.

— Хасса-ба! Тахма! Тха! — Мужчина на помосте не кричал и, казалось, даже не повышал голоса, но его слова гремели над площадью, заглушая безумный рев толпы.

К горлу подкатила тошнота, руки ослабли, так что я едва удерживалась на столбе. Я только сейчас сообразила, что речь идет о драконе. И не о каком-нибудь, а о моем! О Джалу… Хасса-ба.

Господи, Бог-Дракон, я бы многое отдала за возможность понимать, о чем говорит этот мужчина в нелепой шляпе!

Человек на помосте замолчал, сложил бумагу и подал знак кому-то внизу.

Двое мужчин в глухих плащах и широкополых черных шляпах втащили по лестнице мешок. Он был огромным и, судя по всему, тяжелым, как валун. По грубой серой мешковине расползлись влажные черные пятна.

Не чувствуя сведенных судорогой рук, я чуть сползла вниз по столбу, но тут же вскарабкалась обратно, страшась многоликого чудовища, распластавшегося подо мной.