Анна Завгородняя - Утес Бьёрна (СИ)

Часть 3. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Если кто и испытывал ко мне открытую, слепую и не скрываемую ярость и ненависть, так это Сольвейг. Каждый день, сталкиваясь с ней за столом, я чувствовала на себе ее жгучий, пронизывающий взгляд. А в голосе, обращенном ко мне, звучало столько яда, что я удивлялась, как она еще сама себя не отравила им. Я жила в доме Хаки всего неделю, а уже даже не знала, куда спрятаться от назойливой, вечно следящей за мной сестры Хаки. Конечно, я понимала, почему она так не любит меня и старалась избегать всяческих контактов с ней и по мере возможности с ее матерью, хотя Астрид была со мной крайне любезна, но она помнила, как я уплыла тогда с Бьерном, и это оставило неизгладимый отпечаток в ее любящем материнском сердце. Но сейчас, ради сына, она снова пыталась расположить меня к себе и заново подружится, но я не особо доверяла ей и старалась держаться на расстоянии, хотя понимала, что в будущем этого не избежать.

Подготовка к свадьбе шла полным ходом. Казалось, Хаки торопился, словно боялся, что я ускользну от него, но я никуда не собиралась уходить на этот раз. Атли был необычайно доволен моим выбором, о чем и не переставал мне постоянно напоминать. Он был единственным, кто искренне радовался за меня здесь, да возможно, еще дружинники Хаки, с которыми я перезнакомилась, приходя на постоянный каждодневные тренировки вместе с Атли. Видя, как я управляюсь с клинком, их уважение ко мне сильно возросло.

Хаки относился ко мне настолько трепетно, что это вызывало во мне тайную радость. Иногда я вспоминала Бьерна, но старалась делать это все реже и реже, но прошло слишком мало времени, и мне все еще было стыдно за то, что все произошло подобным образом. И я не могла не признаться сама себе, что внутри меня все еще оставалось что-то теплое и нежное к этому воину-оборотню. Мы никогда не обсуждали то, что произошло тогда на наших глазах, хотя Хаки естественно понял, кем являлся на самом деле Бьерн. Но надо отдать ему должное он никому не сказал ни слова.

А потом была свадьба. Я в шикарном, сверкающем платье и Хаки, такой счастливый и улыбающийся рядом со мной. Моя мать, переехавшая вместе со мной жить в имение Хаки, сияющая и искренне радующаяся моему счастью. Веселье длилось несколько дней. Среди приглашенных были Рагнар Тролль и Сингурд, а так же еще много именитых вождей, с которыми я познакомилась впервые. Это была роскошная свадьба. Денег не жалели ни на угощения, ни на увеселительные мероприятия, ни на подарки крестьянам. Вино и пиво лились рекой. Я еще никогда столько не веселилась и не танцевала, как в этот день. А потом, в разгар веселья, мы с Хаки сбежали ото всех на берег моря. Вокруг нас была ночь, бархатная, еще теплая, наполненная запахами приближающейся осени и ароматами задержавшегося лета. Море ласково набегало волнами на песчаный берег, а Хаки подвел меня к тому камню, на котором впервые поцеловал, казалось, с той поры прошла целая вечность. Я села на валун и посмотрела в звездное небо, а потом оно исчезло и предо мной возникло лицо Хаки. Он притянул меня к себе, сминая руками дорогой шелк, и поцеловал, жадно и одновременно нежно. Я запустила пальцы в его густые волосы и ответила на поцелуй, и все между нами теперь было совсем иначе. Мое лицо и тело горело от его прикосновений, а когда он отстранился, я удивленно посмотрела на него, и Хаки рассмеялся.

— Иногда я даже не верю своим глазам, — произнес он, прикасаясь рукой к моей щеке, — Ты теперь моя и только моя.

Я радостно кивнула. Я и сама не верила тому, что сейчас нахожусь с ним, что я уже его жена. Прикасаясь ладонями к его груди, лаская пальцами его спину, я чувствовала, как напрягается его тело. Его глаза горели, и я тонула в их синеве. Ночью они казались такими же черными, как море и я понимала, что погружаюсь все глубже и глубже в эту бездонную пучину.

— Надо возвращаться, пока нас не хватились, — сказал Хаки и, подхватив меня на руки так легко, словно я совсем ничего не весила, он направился к дому. Я смеясь обнимала его за шею и, не переставая покрывала поцелуями его лицо, а он радостно улыбался и шептал мне всякие нежные глупости, склоняя ко мне сове лицо.

Войдя в дом, мы на пороге столкнулись с Сольвейг. Ее ненавидящий взгляд буквально окатил меня холодом. Хаки поставил меня на пол и подтолкнул к входу в зал.

— Иди, — сказал он, — А мне надо поговорить с сестрой.

Я кивнула, но выскочив за дверь, тут же прижалась к ней всем телом, надеясь услышать сквозь шум музыки и крики гостей то, что Хаки собирался сказать Сольвейг. Слышно было плохо, но все-таки слышно. Я ругала себя за то, что ослушалась и подслушиваю, но ничего не могла поделать с собой. Мне надо было знать, что они обо мне говорят.

— Сольвейг, — начал Хаки, едва за мной закрылась дверь, — Я не хочу, чтобы ты продолжала смотреть на мою жену такими глазами. Она теперь будет хозяйкой в моем доме, не смей впредь задираться с ней и обижать ее.

Сольвейг криво усмехнулась.

— Ты пригрел змею на груди, глупый братец, — она рассмеялась странным каркающим смехом, — Или ты забыл, как совсем недавно она ушла от тебя с моим бывшим муженьком? Если это так, то мне жаль, что у тебя такая короткая память.

— Она моя жена, — холодно бросил Хаки, — Не смей говорить про нее гадости в моем присутствии.

— Наивный, — продолжала смеяться Сольвейг, — Неужели ты думаешь, Бьерн с нее пылинки сдувал, как это делаешь ты? То, что он не спал со мной, вовсе не означает, что у него не было женщин. Вряд ли он стал ждать свадьбы, чтобы насладится ее телом. Это ведь только ты у нас такой весь благородный!

Я замерла. Мне показалось, что еще немного и Хаки ударит свою сестру, но звука от пощечины не последовало. Значит, он сдержался. Но Сольвейг продолжала в том же духе.

— Смотри, если она сразу забеременеет, советую хорошенько подумать, твой ли это ребенок! Может она уже брюхата ублюдком Бьерна?

— Закрой рот, Сольвейг, — почти прорычал мой муж, — Иначе, я могу и не сдержаться и забыть, что ты моя сестра!

Я прижала к губам ладонь. Мое сердце билось все сильнее.

— Ты уже давно забыл, что я твоя сестра, — в голосе Сольвейг проступила горечь, — Забыл, когда привез эту тварь к нам домой. А ведь это она отняла у меня мужа и для чего, спрашивается? Чтобы вскоре бросить его самой, переметнувшись к тебе?

И тут он ударил ее. Я вздрогнула, услышав отчетливый шлепок, и голос Сольвейг сорвался на истеричный крик:

— Я никогда тебе не прощу, что из-за какой-то девки ты поднял руку на собственную сестру. Ты пожалеешь!

— Не забывайся, — холодно произнес Хаки, — Она моя жена, я предупреждал тебя, чтобы ты не смела дурно о ней отзываться. А в том, что твой брак распался, виновата ты сама. Никогда не думал, что моя сестра вырастет такой злобной и капризной эгоисткой.