Kagami - Дети Зазеркалья

— Приветствую вас, Пресветлый владыка! — я стараюсь добавить побольше тепла в улыбку, лихорадочно соображая, как все же должна себя вести.

Если бы не недавняя интрига вокруг Эльдоанской долины и моей скромной персоны, в которую меня так неосмотрительно посвятили друзья, Лангарион мог бы мне даже нравиться. Он, собственно, мне и нравился. Больше двадцати лет. На расстоянии. Его недолгое правление Сентаненом было разумным и справедливым, я бы даже сказала прогрессивным. Многие его политические и экономические шаги снискали ему уважение, как народа эльфов, так и других владык. Мы не стали друзьями лишь потому, что Лангарион слишком ответственно относится к своему посту, а потому всегда занят. Вот и в Библиотеку на моей памяти он прибыл всего лишь второй раз, после того, первого, когда все владыки собрались здесь приветствовать меня в роли будущей Смотрительницы. Если не считать моего единственного длительного визита в Сентанен, мы и виделись-то с Пресветлым всего раз десять, да и то на нейтральной территории во время каких-то шибко важных мероприятий мирового масштаба. Но от этих встреч у меня всегда оставалось очень приятное впечатление. И сейчас я старательно заставляю себя все это вспомнить, чтобы продемонстрировать свое расположение.

Если честно, неожиданная для меня, но, судя по всему, тщательно спланированная атака на мою независимость и безоговорочную принадлежность Библиотеке с трудом вяжется в моей голове с прежними поступками Лангариона. Двадцать два года ждать, а теперь напасть? С чего бы это? Почему было не сделать этого раньше, когда Марк был слабее, или когда я в депрессии после смерти Гектора была способна на любые безумства? Ведь тогда именно он совершенно не пытался на меня надавить. Напротив, выступил в роли защитника от домогательств других претендентов на мою руку. И сумел сделать так, что впоследствии их больше не было. Что-то во всем этом не клеится. Похоже, меня, как всегда, не посвятили во все детали. Вот только кто? Кант? Едва ли он сам знает больше, чем рассказал, не того полета птичка у себя на родине. Библиотека? Возможно. У нее есть какой-то план по спасению моей шкурки от роли эльфийской королевы-матери, но раскрывать его до конца она отказывается. Любит она спонтанность проявлений. Особенно моих. Но, пожалуй, если бы Библиотека помнила о какой-то очередной эльфийской заморочке, коих у остроухих всегда в рукаве припрятано, то воспользовалась бы своим знанием. А тут громоздит какие-то нелепые рекомендации, да еще и Анкитиля зачем-то приплела. Нет, Библиотека сама не знает до конца, что именно происходит. Видимо, Лангарион хранит в глубокой тайне свои сокровенные планы.

А вот этот наверняка знает. Но мне не скажет. Советник Эстранель. Мне кажется, редкая сволочь. Я отказалась его рисовать, и не раз. Как ни странно, Лангарион никогда не просил меня о своем портрете (чем, кстати, тоже заслужил мою симпатию), но с тех пор, как Эстранель занял этот пост, с завидной регулярностью умоляет защитить советника. И с такой же регулярностью получает обещание подумать. Ага, лет эдак тысячу. Вот интересно, чего господин советник так боится?

— Миледи Маргарита! — Лангарион низко кланяется и целует мне руку.

Красив зараза. Даже по эльфийским меркам. И к тому же отличный лучник и боец. Когда я гостила в Сентанене, Лангарион устроил состязания, чтобы меня развлечь. Многие эльфы не преминули покрасоваться перед Серебряной леди, даже сам владыка. Так что я знаю об этом не понаслышке. И все же, зачем я ему понадобилась именно сейчас?

— Чем обязана столь высокому визиту, владыка? — я нарочито не замечаю Эстранеля. По идиотским замшелым правилам эльфийского этикета, которые я, да и почти все, всегда игнорируют, я не могу обратиться к нему до разрешения сюзерена. А сейчас это мне на руку. Пусть сам раскрывает карты.

— Разве видеть Вас нужен повод, миледи Маргарита? — задорная мальчишеская улыбка никак не вяжется с предполагаемыми мной причинами этого визита. Я невольно улыбаюсь в ответ.

— Спрошу иначе, — почти смеюсь я. — Что могло заставить Пресветлого владыку найти окно в своем плотном графике, чтобы нанести мне визит? Я же отлично знаю, как вы заняты, Лангарион.

— Ну что я не живой, что ли?! Отдохнуть не могу? — четко очерченные губы обиженно кривятся, в золотистых глазах пляшут веселые искорки. А Библиотека права. Мне будет не трудно флиртовать с ним. Если, конечно, он не перейдет черту. Я не отдам ему ни Марка, ни свою руку.

— Ну, если вы здесь только, чтобы отдохнуть, у меня найдется, чем занять вас, Лан. Вы слишком давно не были в Библиотеке и сможете найти много нового и интересного для себя.

— Я слышал, я могу найти здесь даже принца драконов, — весело фыркает эльф. — Воистину, Марта, ваше гостеприимство не знает границ.

— Так значит, дело в моем гостеприимстве? — я грожу ему пальцем. — Вы просто хотите встретиться с Питером и моим внуком.

— Ужас какой! — Лан театрально передергивается. — Не говорите таких страшных вещей, Марта. Я все равно не поверю, что вы бабушка.

— Ну, за обедом вы столько раз услышите от Макса лаконичное "ба", что поверить просто придется.

Так, перешучиваясь, мы отправляемся в столовую. Я по-прежнему игнорирую Эстранеля, но почему-то мне кажется, что Лан прекрасно понимает мою игру и даже поддерживает. До самого обеда он ни разу не обращается к своему советнику.

Я снова выгнала Ана и теперь рисую Чиколиату. По памяти, без натуры. Не нужно, чтобы она знала, как я ее вижу. Все равно узнает, конечно, но, будем надеяться, ей не скоро придет в голову посетить дальний конец вернисажа. В принципе, мне должно быть все равно. Я бы с радостью отказалась от этой затеи вообще, но Библиотека настойчива. Уж не знаю, какую опасность для этой пары она видит в будущем. Обычно, таких, как она, я отказываюсь рисовать. То, что проступает для меня за чертами лица красивой женщины, не делает ей чести. Да и мне, раз на то пошло. Я же все-таки ее рисую. Теперь я знаю, что Чиколиата ждет не дождется, когда истечет срок ее брака с Ристионом. Двести лет назад ей нужен был его брат, но у Энгиона была невеста. Ристион всегда был для нее лишь бледным подобием своего амбициозного родственника. Будь ее воля, она, не задумываясь, отдала бы сына этому психопату, а потом присоединилась к его воинству. Но мягкий, покладистый Ристион оказался невероятно упертым в некоторых вопросах. Она до сих пор не может этого простить мужу. Мне она смерти Энгиона тоже так и не простила. Где-то глубоко в душе. Умом-то она понимает, что не права, но сердцу не прикажешь. И все это отражается на бумаге, в ее лице, изображенном на портрете. Потому и не хочу, чтобы кто-то видел. Оно мне надо?