Тим Пауэрс - Черным по черному

Несколько голосов начали подпевать ему на немецком, потом прибавились другие. Но за долгую свою историю эта старинная песня исполнялась на многих языках, и вот Фенн уже рявкал английские стихи, а французы отряда Верто вторили хором в минорном ключе, почти в зеркальном отражении к главной музыкальной теме. Очень скоро громовое пение заполнило все помещение; чтобы лучше наполнять легкие воздухом, большинство гуляк вскочили на ноги, и многоязычный хор заставлял подносы с пивными кружками звенеть на высоком стеллаже. По мере того как песня достигала своего пика, Даффи все сильнее ударял по струнам, и одновременно с самым сильным аккордом колокола на соборе Святого Стефана зазвонили к восьмичасовой мессе. Песня вышла на крещендо, вобрав звон колоколов в аккомпанемент; еще через мгновение мощный, заставивший звенеть стекла, бас усилила пушечная канонада с городских стен.

Украсив концовку парой залихватских пассажей, Даффи завершил песню и протянул Фенну арфу. К тому моменту все, кто был в таверне, повскакали на ноги и рукоплескали с криками восторга. Поклонившись, Даффи вернулся за свой стол. Взгляд его был несколько отрешенным и испуганным, но никто этого не заметил.

— Что здорово, то здорово, — изрек Штейн. — Протомившись двенадцать дней внутри городских стен, многие начинают падать духом. Такая музыка возвращает им бодрость.

— И, как я слышал, дерешься ты не хуже, — добавил Верто. — Эйлиф, ты точно не ошибся в выборе своего лейтенанта.

За пушечной пальбой не последовал тревожный набат, из чего можно было заключить, что Блуто просто отправил в темноту несколько ядер, дабы напомнить туркам, что он на посту. Разлили следующую порцию пива, и вечер продолжался шумно, но без происшествий. Со временем кто-то пожаловался на сквозняк, и окна вновь закрыли.

Пару часов спустя Эйлиф с Даффи брели назад к баракам.

— Постарайся отоспаться, — советовал Эйлиф. — Завтра с утра мы отправимся на встречу.

— О, на встречу! На какую?

— А, неважно. С утра велю кому-нибудь из ребят вылить на тебя ушат воды, когда придет пора.

— Лучше пусть будет пиво.

— Верно. Пивное крещение. Скажи-ка, ты когда учился играть на арфе?

Даффи уставился перед собой — улица раскачивалась вверх и вниз.

— Я не учился, — сказал он. — Я никогда не учился.

На второй час после утренней зари Эйлиф и Даффи, оба одетые с должным шиком, шагали вверх по Ротентурмштрассе. Небо было затянуто облаками, и сырой воздух заставил ирландца натянуть раструбы перчаток поверх рукавов.

— Мы, надеюсь, будем вовремя? — поинтересовался он, и его дыхание окуталось паром.

— Пожалуй, малость раньше, чем нужно, — когда мы вышли, Штейн, по-моему, еще был у себя. А фон Зальм все равно опоздает — чтобы показать, что наши претензии и в грош не ставит. Однако, думается, мы сможем настоять на своем. Просто кивай в ответ на все, что я скажу, и старайся выглядеть непреклонным, понятно?

— Разумеется, — безмятежно согласился Даффи, про себя решив, что выскажется, если появится потребность. Они повернули налево, и вскоре объект их путешествия замаячил в нескольких кварталах впереди.

Трактир Циммермана располагался в примыкающей к городской стене северной части города, в доброй полумиле от основного средоточия турецких сил, так что во многом жизнь сохраняла здесь привычный повседневный уклад. Солдат почти не попадалось, на улицах не было видно вывороченных булыжников, расщепленных бревен или изборожденных о каменную кладку пушечных ядер, а дым относил в сторону западный ветер. Привычный вид молочниц и нищих легко мог заставить усомниться, что всего в трех милях к югу стоит армия в семьдесят пять тысяч турок.

Само место ничуть не изменилось по сравнению с тем, каким оно было пять месяцев назад, и Даффи не смог подавить рефлекторного ощущения «вот я и дома». Пришлось напомнить себе, что здесь, помимо прочего, обитает волшебник, который задался целью заставить его в буквальном смысле забыть самого себя.

«В придачу это дом Ипифании, — размышлял он дальше, — старой моей подруги, которая довела себя до того, что вплоть до моего переезда при каждой встрече заливалась слезами». Склонность ирландца вымещать раздражением чувство застарелой вины и здесь сыграла свою роль. «Почему женщины всегда ведут себя так? — размышлял он с досадой. — Ладно, я подвел ее, не сдержал обещания, в чем и сознаюсь! Что же мне теперь, сокрушаться об этом до конца дней своих? Ха! Да покажите мне сейчас девять обнаженных девственниц Луксора, что изнывают от страсти, а через миг развейте их в воздухе, так одной чашки вина мне будет достаточно, чтобы восстановить самообладание. И как-никак пять месяцев прошло. Черт возьми, может, она уже мною переболела».

С такими мыслями он бодрее зашагал дальше, отбросив тягостное подозрение, что не слишком честно оценивал чувства как Ипифании, так и свои собственные. Эйлиф поднялся по ступенькам и открыл парадную дверь. Они миновали прихожую и вошли в трапезную, где за длинным столом возле окон уже расположились два других капитана. Краем глаза Даффи заметил Лотарио Мазертана, в одиночестве занимавшего стол в дальнем углу.

«Все как будто по-прежнему, — подумал он, — разве что у Лотарио вид более изможденный. Впрочем, все мы выглядим не лучше».

— Доброе утро, друзья, — поздоровался Эйлиф. — Это мой заместитель Брайан Даффи. Брайан, это достойные Фернандо Виллануэва из Арагона и Франц Лайнзер из Тироля.

Даффи кивнул, присаживаясь к столу. Испанец улыбнулся в ответ.

— С удовольствием слушал тебя вчера вечером, — сказал он. — Ты должен сыграть нам еще раз, прежде чем падут стены.

— Боюсь, времени у меня не так много, — с ухмылкой ответил Даффи. — Сначала понадобится подогреть себя немалым количеством пива, а Сулейман может уже к полудню поднять на стенах свой флаг.

— Тогда лучше начать прямо сейчас, — решил Виллануэва. — Эй, на кухне! Пива нашему другу музыканту! И всем остальным тоже!

Эйлиф смотрел в окно, куда после неудачного полета Бобо было вставлено новое прозрачное стекло.

— Идут еще несколько человек, — сообщил он.

За его спиной открылась дверь на кухню, и Ипифания проследовала к столу, держа в руках поднос с кувшином пива и полудюжиной кружек. Даффи смущенно отвел глаза, заметив, что она постарела, но стала только милее. Следом она заметила его — он услышал судорожный вздох, и мигом позже поднос с грохотом упал на пол. Даффи повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как она в слезах промчалась назад на кухню. Мазертан вскочил из-за стола и поспешил за ней. Испанец изумленно хлопал глазами.