Элейн Каннингем - Водные врата (ЛП)

— Ничего удивительного. Ты редко побеждал.

Андрис выбросил руку вперед. Моментально среагировав, Маттео остановил кинжал, который оказался не главным оружием Андриса. Свободной рукой он швырнул горсть искрящегося порошка в лицо Маттео.

Это обернулось взрывом невообразимой боли. Она опалила джордайна, ослепила его. Маттео уронил кинжалы и попятился, прижав руки к глазам, чтобы унять невероятную боль.

Со странным чувством отстраненности Маттео отметил удар по ребрам. По сравнению с кричащей болью в глазах это было шепотком, но тело ответило на это, согнувшись в поясе. Два быстрых точных удара сзади по шее заставили землю взмыть вверх ему навстречу.

Будто издалека Маттео услышал голос Андриса, казалось, наполненный сожалением.

— Действие порошка быстро пройдет. А до этого постарайся сильно не тереть глаза. И не преследуй меня, Маттео. Иначе в следующий раз я могу тебя и не отпустить.

Сидя на скалистом уступе, высоко над поляной, Кива наблюдала за поединком Андриса и Маттео. Губы эльфийки изогнулись в усмешке, когда она увидела падение джордайна. Как она и подозревала, Андрис принадлежал ей. Совсем как кринти, он так носился со своими эльфийскими корнями, что все прочие соображения меркли. Это было предельно ясно по тому, что Андрис выступил против джордайна, своего лучшего друга.

И для Кивы это значило больше, чем она хотела бы признать. Она выбрала Андриса до того, как узнала о его происхождении и потому, что он был не Маттео. О происхождении последнего ей было известно давным-давно. То, что они с Андрисом друзья, волновало эльфийку, как и эта странная дружба Маттео с Тзигоной. Ночные грезы Кивы не раз обрывались из-за страха, что эти трое были связаны предназначением, которое никто из них не мог до конца постичь.

Эльфийка спустилась в лагерь кринти и позвала Шанаир. Описав джордайна, она поручила предводительнице взять воинов и заманить Маттео с сотоварищи в холмы призраков. Люди должны были остаться в живых, подчеркнула она, до тех пор, пока Шанаир не получит других указаний.

Как только предводительница кринти дала неохотное согласие, Кива взяла шар для прорицаний и ушла искать тихое место для разговора с одним волшебником. Она не поддерживала с ним связь уже много лет и отыскать его среди серебряных нитей волшебного Плетения было непросто.

Подготовка заклинания заняла у Кивы почти все утро. Но даже после этого волшебник не спешил с ответом. Эльфийка презрительно скривилась, когда, наконец, появилось лицо мужчины. Время неласково обошлось с этим человеком. Он был худым и лысеющим, а вороватое выражение лица делало его похожим на облезлого хорька.

— Проклятие, Кива! — зашипел он. — Спустя столько времени, ты умудрилась выбрать именно этот момент?

— Неприятности, любовь моя? — усмехнулась она. — Я-то и подумать не могла, что ты способен разродиться чем-то интересным.

— Где ты была? Что происходит?

— Не сомневаюсь, ты уже слышал о моей поимке в болотах Ахлаура.

— Да, и что тебя изгнали из церкви Азута. Уверен, это разбило тебе сердце.

Кива презрительно рассмеялась:

— Да, но моя вера в людского так называемого Владыку Магии будет поддерживать меня в эти нелегкие часы. Хватит сюсюкаться. Битва близится, мы должны выпустить все оружие или крах неминуем! Ты должен сотворить призыв, который мы подготовили.

— Ты же знаешь, я не могу, — покачал головой волшебник. — После несчастного случая с бесенком Кетура связала меня клятвой не призывать созданий, которых я не могу понять или контролировать. Волшебник, нарушивший слово-клятву, неминуемо умрет!

Эльфийка изогнула изумрудную бровь:

— Я бы с этим прожила.

— Конечно, а я — нет. К счастью, этого и не потребуется.

Золотистые глаза Кивы сверкнули.

— Девчонка у тебя?

— Держу ее в руках, — похвалился Дамари Эксчелсор. Он бегло рассказал о событиях прошедших нескольких дней и о новых отношениях с Тзигоной. — Сейчас мы едем на север. Эта безотцовщина еще не выучила нужное заклинание, но к прибытию в Нат мы это поправим.

— Да ты молодец, — заметила Кива. — Такая неожиданность! Эта Тзигона — смышленая маленькая зараза, не имеющая повода тебе доверять. Как ты заполучил ее поддержку?

— Решил быть оригинальным. Когда было возможно, я старался говорить правду. Обвинения против Кетуры стали достоянием общественности, так что их было легко проверить. Потребовалось немного хитрой магии для того, чтобы убедить девчонку и джордайна Маттео в неподдельности моего характера и добрых побуждениях.

— А тут ты лжешь, — съехидничала эльфийка. — Во-первых, не такой уж ты и умный. Во-вторых, нет у тебя характера, вообще никакого, ну а в-третьих, добрыми твои побуждения сроду не были. А к тому же, ни на Маттео, ни на Тзигону невозможно повлиять при помощи магии.

— Так заклинание наложили не на них, а на меня! Помнишь талисман Кетуры? Тот, что защищал владельца от меня и моих слуг? Я воспроизвел его. Попросил Маттео передать Тзигоне копию, а сам ношу оригинал.

Презрение исчезло с лица эльфийки.

— Он защищает тебя от тебя же самого.

— Именно так, — гордо подтвердил Дамари. — Поскольку девчонка и джордайн нынче наибольшая угроза на пути к успеху, амулет защищает меня тем, что не позволяет раскрыть мои истинные цели и побуждения. — На лице волшебника расцвела самодовольная улыбка. — Если ты хочешь извиниться за насмешки — я готов тебя выслушать.

— Просто доставь девчонку в Нат, и как можно быстрее. Не забудь проследить, чтобы по дороге она выучила заклинание призыва!

Кива накрыла ладонью шар, сгоняя образ злорадного хорька в человеческом обличье. Она сунула устройство для наблюдений в сумку и стала спускаться по крутому ущелью, ведущему к хорошо защищенной долине.

Тут не росло ничего, кроме серебристого лишайника и единственной конусообразной насыпи, возвышающейся метров на двадцать на фоне серо-голубого неба. Разбросанные тут и там рваные обломки скал походили на следы давнего взрыва. Таких мест в Нате было несколько. Это было наименее пугающим и потому лучше всего подходило для текущих замыслов Кивы.

Эльфийка подошла к холму и осторожно коснулась покрытого мхом склона. Она ощутила слабое подергивание, не особо внятное жужжание магии, силы и древнего, первородного зла. Кива, несмотря на все то, что она пережила, и то, какой она стала, задрожала от ужаса.

Неуверенно, так бы мальчишка посвистывал на кладбище, она начала напевать зловещую мелодию, песню, что некогда эхом катилась среди пустошей и ущелий Халруаа. В этом действе смешивалась бравада и отчаяние. Вся ее кожа покрылась мурашками; зло под ладонью эльфийки холодило ее как прикосновение недоброго призрака.