Глен Кук - Десять поверженных. Первая Летопись Черной Гвардии: Пенталогия

— Здесь все так думают, — заметил Одноглазый.

Он был возбуждён.

Так же, как и все мы. У нас была возможность провернуть одно из тех дел, которые лучше всего нам удавались. Пятьдесят дней мы занимались чисто физическим трудом, готовя Амулет к отражению яростной атаки повстанцев, и пятьдесят ночей нам не давали покоя мысли о приближающемся сражении.

Ещё пять человек скользнули вниз по холму.

— Целая группа женщин выходит из города, — сказал Одноглазый.

Напряжение росло.

Женщины вытянулись в цепочку, направляясь к роднику. Так и будет теперь целый день. Внутри городских стен нет источника воды.

У меня засосало под ложечкой. Наши люди уже поднимались на следующий холм.

— Приготовьтесь, — сказал Лейтенант.

— Расслабьтесь, — посоветовал я.

Это помогает успокоить нервы.

Не имеет значения, опытный ты солдат или нет. Перед самой дракой всегда страшнее всего. Всегда пугает то, что кто-то должен погибнуть. Одноглазый лезет во все авантюры, уверенный, что судьба навсегда вычеркнула его из их списка.

Наши «женщины» фальцетом поздоровались с горожанками. Им удалось благополучно добраться до ворот, которые охранялись единственным человеком из городской дружины, сапожником, который был занят тем, что забивал медные гвозди в каблук сапога. Его алебарда валялась в десяти футах.

Гоблин выскочил из ворот обратно и хлопнул у себя над головой в ладоши. Резкий хлопок разнёсся по всей округе. Его руки ладонями вверх опустились до уровня плеч. Между ними выгнулась радуга.

— Всегда ему надо повыделываться, — проворчал Одноглазый.

Гоблин исполнил маленький танец.

Отряд бросился вперёд. Женщины у родника завопили и разбежались в разные стороны. Волки набросились на стадо овец, подумал я. Мы рвали изо всех сил. Вещмешок бил меня по почкам. Через две сотни ярдов я уже спотыкался о собственный лук. Молодёжь начала обгонять меня.

До ворот я добежал уже не в силах схлестнуться даже со старушкой. К счастью для меня, старушек поблизости не оказалось. Наши бросились через город. Сопротивления не было.

Мы, те, кто должен был непосредственно схватить Трещину и Наёмника, метнулись к их небольшой башне. Там охрана была не лучше. Мы с Лейтенантом вошли внутрь вслед за Одноглазым, Немым и Гоблином.

До самого верхнего уровня мы не встретили никакого сопротивления. Молодожёны всё ещё спали. Одноглазый подальше отбросил их оружие, а Гоблин с Немым вынесли дверь, ведущую в комнату к любовникам.

Мы ворвались внутрь. Но даже сонные, сбитые с толку и перепуганные, они оказали яростное сопротивление. Прежде чем удалось затолкать им в рот кляп и связать руки, они набили нам массу синяков.

— Нам надо доставить вас живыми, — сказал им Лейтенант, — но это ещё не значит, что мы обязаны гладить вас по головке. Ведите себя смирно, делайте, что вам говорят, и останетесь целыми.

Я ждал, что сейчас он начнёт глумиться над ними, теребя кончики своих усов и зло посмеиваясь в паузах. Лейтенант играл, приняв роль того злодея, какими нас изображали повстанцы.

Трещина с Наёмником постараются доставить нам как можно больше хлопот. Они знали, что Леди послала нас не для того, чтобы привести их на чашечку чая.

Полпути до безопасной территории. На животах вползли на вершину холма, изучаем вражеский лагерь.

— А он большой, — сказал я. — Двадцать пять — тридцать тысяч человек.

Это был один из шести таких лагерей, окружающих Амулет с севера и запада.

— Они слишком долго валяют дурака. Это им аукнется, — сказал Лейтенант.

Им надо было атаковать сразу же после Лестницы Слезы, но потеря Твёрдого, Бока, Мотылька и Щуки вызвала драку среди младших командиров за место верховного командующего. Наступление повстанцев остановились. Леди достигла равновесия сил.

Теперь её патрули и разъезды донимали повстанческих фуражиров, истребляли предателей, рыскали, уничтожая всё, что могло пригодиться неприятелю. Несмотря на значительное преимущество в численности, повстанцы теперь занимали скорее оборонительную позицию. Каждый день, проведённый в боевых условиях, истощал их людей ещё и чисто физически.

Два месяца назад наш боевой дух находился не выше змеиного брюха. Теперь его состояние двигалось в другую сторону. Если нам удастся вернуться сейчас с победой, наше настроение взлетит вверх. Эта операция ошеломит повстанцев.

Если нам удастся вернуться.

ГЛАВА 2

Мы неподвижно лежали на сухих листьях над крутым, покрытым лишайником, известняковым обрывом. Ручеёк внизу посмеивался над нашим затруднительным положением. Голые деревья исполосовали нас своими тенями. Лёгкие заклинания Одноглазого и его коллег ещё больше замаскировали нас. Мне в ноздри ударил запах страха и лошадиного пота. С дороги над нами донеслись голоса кавалеристов. Повстанцы. Я не мог понять, о чём они говорят. Хотя, пожалуй, они спорили.

Покрытая неразворошенными листьями и ветками, дорога выглядела совершенно пустынной. Наша усталость победила осторожность, и мы решили пойти по ней. Завернув за угол, мы наткнулись на патруль повстанцев, пересекающий долину, в которую и течёт этот ручей внизу.

Они ругались насчёт нашего исчезновения. Кто-то спешился и стал мочиться вниз, под горку…

Трещина начала биться и вырываться.

Чёрт! Я выругался про себя. Чёрт, проклятье! Я знал, что так и будет!

Повстанцы подошли к краю дороги и встали вдоль.

Я саданул женщину в висок. Гоблин прижал её с другой стороны. Быстрый умом Немой распустил сети колдовства, перебирая перед грудью своими гибкими, похожими на щупальца пальцами.

Мёртво стоящие кусты зашевелились. Старый толстый барсук скатился на берег ручья, перебрался на другую сторону и исчез среди плотно стоящих тополей.

Ругаясь, повстанцы бросили в ту сторону несколько камней. В потоке воды они застучали о гальку, как глиняные черепушки. Солдаты собрались в кучу, обсуждая, что мы не могли уйти далеко. Особенно пешком. Простая логика может опрокинуть самые отчаянные усилия наших колдунов.

Я был полон того страха, когда дрожат коленки, трясутся руки, а в животе делается пусто. Мне постоянно удавалось вывернуться в самых жутких ситуациях. И теперь моя суеверность говорила, что это не может продолжаться так долго.

Слишком сильное испытание для недавнего порыва вновь вернувшейся уверенности. Беспричинный страх говорил о том, что это была лишь иллюзия. А фактически под её оболочкой было всё то же подавленное настроение, которое не покидало меня со времён событий на Лестнице Слезы. Моя война закончена и проиграна. Мне хотелось лишь бежать.