Владимир Прягин - Дурман-звезда

— Подожди. Я прошу прощения. На самом деле, я часто вспоминал о тебе. Пытался понять, зачем ты меня навещаешь. Ты сказала, что не сплетаешь людские судьбы, а только видишь их наперед. То есть, не вмешиваешься. Пусть так. Кто я такой, чтобы сомневаться? Но посуди сама. Ты являешься в первый раз, говоришь про огонь, который всегда вокруг. И это помогает мне пройти испытание на «смотринах». Приходишь снова, даешь подсказку, и через пару часов я встречаю Тайю, хоть она еще совсем юная. Меня как будто ведут, подталкивают к чему-то, чего я не понимаю.

— Продолжай, — спокойно сказала вестница.

— Я еду в столицу, но вместо этого попадаю на Берег Творения. И возвращаюсь через пять лет. Как раз к тому времени, когда Тайя выросла и зачем-то появилась в предгорьях. Мы знакомимся. Теперь нас везут в столицу вдвоем, но опять-таки не довозят. Словно кто-то решил — нет, рано еще, придержим. И вот, наконец, третья попытка. На этот раз никто не мешает. Зато по пути мы (разумеется, совершенно случайно) встречаем бродягу с лютней. Он поет, как в столицу приходит некто, крадущий души. Причем, не абы когда приходит, а раз в десять лет — перед тем, как заплачет солнце. А ведь сейчас тот самый момент — цикл завершается, вот-вот появится слезы. Удивительное совпадение, правда? Но на случай, если я не допер, этот вонючий певун переходит к прямым намекам.

— Так, — она смотрела на него выжидающе. — И?

— Что — и? Слишком все это нарочито, ты не находишь? Или ты ждешь, что я сейчас запрыгаю, заору: «Ага, ага, я страшная тварь из тени! Скиталец, крадущий души!» И с этим криком кинусь прямиком во дворец?

— Нет. Во дворец ты войдешь молча, без всяких криков.

Ясень подумал, что это шутка, но дева-птица не улыбалась. Ему стало не по себе.

— Это бред. Я не верю. И не собираюсь туда идти.

— Веришь ты или нет, не играет роли. Бард, убитый тобой, был прав — времени почти не осталось. Когда солнце заплачет, тебе придется ответить — кто ты? И от этого ответа будет зависеть все.

Он долго молчал, пытаясь собраться с мыслями. Потом сказал:

— На плоскогорье руда меня пропустила, хоть я не спал. Что это значит?

— Руда узнала тебя. Теперь осталось, чтобы ты узнал себя сам.

— Ты не объяснишь прямо?

— Это бессмысленно. Чужие объяснения тебе не помогут.

— Ну да, как обычно, — пробормотал он. — Ладно, я понял, что про нити судьбы тебя расспрашивать бесполезно. Например, про то, почему я, Тайя и Угорь оказались однажды рядом в степи, а потом встретились спустя много лет. Ты все равно не расскажешь. Тогда вот простой конкретный вопрос — Криста из рода Дракона уже вернулась после ранения?

— Да. Она ждет тебя.

Ясень испытал смешанные чувства. Как будто в глубине души он надеялся, что дракониха навсегда останется на Берегу Творения, и ему не нужно будет с ней объясняться.

— Прощай, принявший огонь, — сказала вестница. — Удачи тебе.

— Почему «прощай»? Ты больше не придешь?

— Я не знаю.

— Не знаешь? Как это?

— Есть вещи, которые неведомы даже мне. Подождем, пока солнце уронит слезы, — она отступила на шаг. — Да, и надеюсь, новая игрушка тебе понравится.

— Игрушка?

Но вестница уже уходила. Она не исчезла, не превратилась в птицу, не растворилась в ночном сиянии — просто шагала прочь. Ясень долго смотрел ей вслед, потом вернулся к догорающему костру. И восхищенно охнул.

На траве рядом с Тайей лежал клинок, мерцающий фиолетовым светом.

Меч из живого металла был идеален. Ясень поднял его и взвесил в руке. Балансировка, вес, удобная рукоять — придраться было решительно не к чему. Так и хотелось размахнуться и снести кому-нибудь башку с плеч. Фиолетовые разводы на лезвии сплетались в стремительный и хищный узор.

Это что же, от девы-судьбы подарок? Нет, вряд ли. Она ведь всегда подчеркивает, что только смотрит со стороны. Значит, клинок подбросил кто-то другой — хотелось бы еще понять, каким образом. Вроде, чужих поблизости нет. Разве что, меч свалился с небес. Или из-под земли пророс…

Но почему именно сейчас? В случайности он, Ясень, давно не верит. Что особенного было в прошедшем дне? Ничего — до того момента, как появился бард. Бродяга напал на Ясеня и поплатился за это жизнью. Его тело погрузилось под землю, и вестница сказала иронически: «Поздравляю».

А неподалеку в траве появился меч.

Может, выбросить его, и дело с концом? Такие презенты никто не делает просто так. Неизвестно, чем придется отдариваться…

Но расстаться с этим великолепием просто не было сил. Ясень смотрел завороженно и никак ее мог наглядеться. И еще он словно бы знал откуда-то, что клинок предназначен только ему. Другие с ним просто не совладают. Живой меч наконец-то обрел хозяина…

Так, ладно, голову ломать будем после. Сначала надо кое-что сделать.

Ясень вынул свой старый клинок из ножен, а на его место сунул «подарок». И ни капли не удивился тому, что лезвие точно подошло по длине. Рукояти тоже выглядели почти одинаково. В общем, никто не заметит разницы, пока не начнется драка. Будем надеяться, что это произойдет не скоро.

Он подобрал котомку музыканта и лютню. Отнес их подальше и выбросил в терновые заросли. Туда же зашвырнул старый меч, шепнув ему на прощание: «Спасибо». Вернулся и потряс за плечо уснувшего часового:

— Дрыхнешь, раззява?

— Так я ж, это… — парень растерянно захлопал глазами.

— Ладно, все равно уже моя очередь.

Хлад тоже проснулся от их голосов — наверно, действие «колыбельной» закончилось. Огляделся и спросил:

— А этот где? Который бренчал?

— Ушел, — доложился Ясень. — Сказал, не может спать в последнюю ночь прекрасного лета. Душа, мол, требует идти дальше. Ну, или как-то так.

— И ты его отпустил?

— А что мне было делать? Прирезать? И нечего смотреть на меня, как воробей на тлю. Ложись уже, я дежурю.

…Они, наконец, свернули на запад и начали удаляться от гор. По календарю уже наступила осень, но солнце палило все так же немилосердно. Свежие ветры с востока не добирались сюда, разбиваясь о хребет, разделивший материк надвое. Тайя, впрочем, обещала, что на побережье будет приятнее: там море дышит прохладой, особенно по ночам.

Когда до столицы осталось чуть больше четырех лиг, заехали на постоялый двор. Деревянное двухэтажное здание стояло в окружении сливовых деревьев, на которых уже созрели плоды — пурпурно-синие, по-южному крупные; каждая слива размером почти с кулак.

В зале на первом этаже было душно, в окно заглядывало вечернее солнце. Пахло жареной картошкой и чем-то квашено-кислым. Новоприбывшие устроились за длинным столом. Хлад, подойдя к стойке, заговорил с хозяином. Выслушал ответ, кивнул, вернулся к своим. Глотнул пива и сообщил: