Михаил Задорнов - Рюрик. Полёт сокола

— Что ты имеешь в виду, отец?

— Альдога, озёра Нево, Чудское, Онежское, Бел-озеро и земли живущих там народов — исконно наши охотничьи угодья. В сезон охоты мы приходили туда и брали то, что принадлежит нам по праву сильных, — шкуры, железо, рабов и прочее. А теперь ненасытные ререги прибрали все эти угодья к своим загребущим рукам. Их конунг Рерик то ли купил, то ли силой захватил княжескую власть в Хольмгарде и провозгласил себя единственным владетелем всех этих богатых земель! — Разгневанный Олаф Жестокий быстрее заходил по дому, от широких деревянных настилов для сна до очага и обратно. — Скажи, сын, разве это не грабёж, разве не бесстыдное коварство и безмерная жадность? Мы ютимся в скалистых фиордах, всякий раз рискуя жизнью ради добычи и пропитания наших семей, а ненасытный конунг Ререк жирует там, где всё само идёт в руки!

Наступило тяжкое молчание.

— Но что мы можем сделать, отец, — ведь собрать вместе всех конунгов не то что Скандинавии, но даже нашей Норвегии, невозможно, ты же пытался, но каждый тянет только в свою сторону. Каждый хочет быть самым главным. Несколько вожаков могут на короткое время объединиться для похода, а потом по дороге домой в удобный момент прикончить союзника и забрать его долю добычи. Всё бесполезно, отец, никто не пойдёт с тобой против верингов, — опустил глаза Гуннтор.

— А я никого и не собираюсь приглашать. Я придумал свой план, и мы сами, почти сами, — дополнил конунг, — можем его осуществить. Ты знаешь, сын, почему я назвал тебя «Битва Тора»? — Олаф выдержал паузу. — Потому что никто не может устоять против его могущественных ударов. Я хотел, чтобы часть божьего могущества Тора проявилась в тебе. Ты будешь конунгом в новом походе! Старого Лодинбьёрна назначаю твоим советником, прислушивайся к нему, но не повторяй его глупостей, решай всегда сам, помни, что за поход отвечаешь ты! — Про себя Олаф вновь усмехнулся наивности Медведя: «сможешь построить не один кнорр», да если я сделаю то, что задумал, то без всякого труда смогу позволить себе не один десяток драккаров и шнеккаров, глупый Косматый Медведь!

— А ты, отец, разве не пойдёшь с нами? — спросил Гуннтор.

— Нет, у меня другие дела, но успех их будет зависеть от успеха вашего похода. Слушай внимательно, что ты должен сделать! — И он изложил сыну свой план. — Запомни, Гуннтор, если ты сделаешь всё, как я сказал, то большинство конунгов Скандинавии будут зависеть от нас и приходить к нам с дарами. Иди, сын, готовь драккары и людей, и прославь своё имя «Битва Тора», как это было до сих пор! — торжественно закончил Олаф свою речь.

— Отец, — радостно сверкнув очами от предвкушения нового необычайно дерзкого приключения, ответил молодой конунг, — с помощью Тора я сделаю всё, не сомневайся!

— Можешь взять с собой Ас-скальда, он, как никто, умеет в трудный час поднять дух воинов, — молвил Олаф. — И ещё, — добавил он, — старый Уго пойдёт на твоём драккаре. Он будет надёжным проводником.

— Эй, воины, пора уже приниматься за еду, а вы всё не наговоритесь! — выглянула из двери большого дома жена конунга. — Я сегодня приказала рабам зарезать молодого кабана, чтобы порадовать вас доброй домашней едой, а вы всё со своими делами, мало, что не вижу вас месяцами, когда вы в походах…

— Ладно, хватит скрипеть, как старая мачта под ветром, — осадил жену конунг, — мы в самом деле проголодались как океанские акулы и готовы съесть быка, а не то что молодого кабана.

— Мясо почти остыло, — продолжала ворчать хозяйка, когда мужчины уселись на лавку за большой стол с другой стороны длинного очага. — Вы, я вижу, опять в поход собрались, только что-то никак не привезёте обещанных рабов. Стадо свиней выросло, а часть рабов не пережила зиму, да и на поле тоже их не хватает. Я же тебе в прошлый раз об этом говорила, Олаф! — Ставя на стол полные дымящегося мяса каменные и деревянные миски, не переставала трещать своё жена конунга. На ней была надета плиссированная льняная рубаха с завязками у горла и на концах рукавов, сверху — зелёный сарафан, лямки которого спереди пристёгивались большими выпуклыми брошками, служившими и украшением, и показателем статуса хозяйки, и к ним же на цепочках и ремешках были подвешены различные ключи от дверей и сундуков, а также игольник, гребень, маленький нож и оселок, ножницы, — всё, что должно быть у каждой женщины «на подхвате». От одной броши к другой тянулась нитка янтарных бус. Связанные в пучок волосы на время работы были покрыты косынкой. На ногах мягкие туфли из козьей кожи.

— Помолчи, Гирдис, я всегда говорил, что тебя неправильно назвали, ты не «Богиня копья», а само копьё на языке какой-то очень болтливой богини. Я лучше знаю, что нужнее в хозяйстве!

— Знаешь? Да ты в своих походах всё время, а хозяйство, кроме меня, никому и не нужно. Посмотри, наш сын уже взрослый, ему давно пора жениться. Когда по осени мы с тобой плавали в Бирку, я там даже невесту ему приглядела, помнишь — рыженькая, ей уже тринадцать исполнилось, дочь того ярла, что торговал поблизости, я с матерью её поговорила. У них овец много, шерсть прядут, и дочка прясть и ткать умеет, мне такая помощница нужна. Тощенькая, правда, да ничего, откормим…

— Когда ты успела, я даже не заметил этого, — удивился конунг, а Гуннтор только усмехнулся, обрабатывая молодыми зубами кости почти дочиста.

— Это потому, что в голове у тебя одни походы да битвы, от которых в последнее время не очень много толку.

— Да замолчи ты наконец, от твоей болтовни и у голодного волка пропадёт аппетит! — грохнув кулаком по толстенной столешнице, рявкнул разозлившийся Олаф. Гирдис обижено замолчала, поджав в возмущении губы. Но благословенное молчание было недолгим, ей всё равно нужно было высказать всё, что она заранее наметила, и Олаф это тоже знал, потому с удовольствием уплетал мясо, запивая ячменным элем, наслаждаясь короткими мгновениями тишины.

— Да, наш дом большой, — медленно, как будто про себя, ни к кому не обращаясь, опять негромко начала Гридис, — но и народу тут полно — родственники, слуги. А привезём невесту для Гуннтора, они будут ютиться в закутке? Это не дело, Олаф, — продолжила она миролюбиво. — Гуннтору нужен свой дом, такой же большой и добротный, как наш, а ты об этом даже не думаешь, — она бросила на мужа просительно-укоризненный взгляд.

— Глупая женщина, ты всю свою жизнь прожила в этом фиорде и не видела настоящих домов. Да ты знаешь, что в таких домах, как наш, в Гардарике содержат коров и лошадей? Там у их конунгов дома во много ярусов с резным крыльцом, галереями, светёлками да горницами, ты даже слов таких не слыхала. Да что конунги, там даже люди, что работают на земле и не имеют рабов, и те живут в лучших домах, чем мы! — уже не так зло, больше с горькой досадой в голосе отвечал супруге Олаф Жестокий.