Охота на Странника: Последняя месть (СИ) - Ульяна Муратова
Пока Десар обменивался новостями с братьями, я писала сёстрам. О поведении отца и Брена, о роли в семье нашей мамы, любящей и доброй, при этом слишком слабой и безотказной. Это были тяжёлые мысли, болезненные слова и колючая правда, но я ощутила невероятное облегчение, когда выплеснула всё на бумагу и увидела, что сёстры понимают меня. Кажется, мы все сильно повзрослели и изменились за последние недели.
Несмотря на сложности, я наслаждалась близостью с мужем и каждой минутой, проведённой в серокаменном Харзоле, особенно — занятиями.
— Оружие художника — не кисть и не уголь, а внимание. Умение выловить из тысяч моментов именно тот, которые стоит запечатлеть, — говорил Арзур. — А дальше — свет и тень, вот что важно.
— Разве не имеет значения то, что художник хочет сказать своей картиной? — спросила я.
— Ерунда! Картиной ничего не надо говорить! Вокруг — одни глупцы! Ты встанешь на парапет и будешь орать, а они ничего не услышат, а что услышат — переврут и извратят. Ты передай момент. Настроение. Состояние души. Покажи тоску так, чтоб глядя на картину плакали. А радость так, чтоб улыбались. Больше ничего говорить тебе не нужно, пусть мелют языками другие, которые не умеют ловить тот самый момент.
Всего за несколько занятий Арзур научил меня обращать внимания на мелочи, а затем вписывать их в композицию. Он сказал, что при первой встрече заметил у меня ножи в голенищах сапог, и поэтому изобразил ковыряющейся кинжалом в зубах.
Несколько простых и понятных уроков от художника-самоучки дали мне куда больше, чем месяцы занятий с приглашённым академическим живописцем. Мои портретные наброски ожили. Я теперь рисовала не только лица, но и предметы, показавшиеся мне важными. Десар купил десяток альбомов с плотной дорогой бумагой, а также россыпь принадлежностей, из которых я в итоге предпочла простой карандаш.
Арзур подарил нам на прощание небольшую картину. Просто рассвет на лугу, когда золотые лучи солнца пробиваются сквозь разнотравье и пронизывают яркие лепестки полевых цветов. Просто момент. Просто мгновение жизни, навсегда оставшееся в сердце художника.
Мы заплатили за эту картину целое состояние — гораздо больше, чем мог просить никому не известный однорукий художник. Но я знала, что эта картина будет висеть в нашей с Десаром гостиной-оружейной и навсегда останется ниточкой, связывающей нас с путешествием, в котором мы стали по-настоящему близкими. Не просто любовниками, друзьями и напарниками, а любящими преданными супругами. Как и шкура, которую Айтар Блайнер нашёл и обещал передать нам, как только мы вернёмся. Скажем честно, не самый элегантный предмет интерьера, однако я ни на что не променяла бы его.
На десятый день поездки мы забрались в такую глушь, что ни отелей, ни постоялых дворов поблизости не оказалось.
Одним краем Приграничье забиралось в горы, и здесь уже стояла поздняя осень. Пронзительно чистое, холодное небо казалось куда ближе. Протяни — и дотронешься до ледяных звёзд рукой.
Поиски завели нас в небольшую деревеньку, скорее даже хутор на несколько домов, где о лекарке, разумеется, никто не слышал.
— Вернёмся назад? Там была таверна, может, при ней есть номера, — кутаясь в новую укороченную дублёнку, я с сомнением оглядела петляющую среди каменных глыб грунтовую дорогу.
— Нет. Выше находится самый северный пограничный пункт, там горный перевал, с которого можно спуститься либо в Нортбранну, либо в Приграничье. Думаю, там должен быть постоялый двор.
— А если он переполнен?
— Поспим в мобиле, — решил Десар. — Рисковать и разбивать лагерь в таком холоде и на таком ветру мы не будем.
— А мы сможем проехать там на мобиле? — с сомнением спросила я, хотя Десар знать ответа не мог.
Он лишь улыбнулся, а я немного устыдилась своего недоверия.
— Хорошо, поехали дальше.
Муж с самого начала говорил, что обшарит всё Приграничье, и теперь мы достигли его крайней северной точки. Часть обратного пути придётся проделать по уже знакомой дороге, ведь она тут единственная! Зато я смогу проверить нарисованную карту.
Вести мощный и быстрый мобиль по узкой горной даже не дороге, а тропе — сомнительное удовольствие. Десар сидел неестественно прямо, внимательно всматриваясь в рисунок извивающегося перед колёсами серпантина. По днищу периодически чиркали камни, и в такие моменты он ещё сильнее вцеплялся в руль. Если посадим мобиль на брюхо, никто его отсюда не эвакуирует. Однако муж спокойно, планомерно продвигался вперёд, порой выходя из салона, чтобы скинуть с дороги особенно крупный камень.
К моменту, когда мы добрались до перевала — и пограничного пункта по совместительству — , Солар стоял уже высоко. На извилистых горных улицах гроздьями висели дома, и приткнуть мобиль было негде — пришлось оставить его на въезде в посёлок. К счастью, Десар мог защитить нещадно эксплуатируемую собственность Эрера заклинаниями — металл отлично их держал. Солнце, конечно, выжигает магию, но до вечера этого должно хватить.
Мы поднялись в посёлок пешком, волоча на себе самое необходимое, но разреженный горный воздух в сочетании с сильнейшим ветром сделали короткий путь запоминающимся своей неприятностью. В единственный трактир со сдаваемыми внаём номерами мы ввалились продрогшие насквозь. Внутри было не сильно теплее, но хотя бы не дуло так зверски, как снаружи.
— Ясного дня, — поздоровался Десар с пожилым грузным полуденником у прилавка. — Нам с женой нужен номер на один день. Завтра вечером мы уедем.
— Днёвки по двойному тарифу, — равнодушно указал тот на доску, где цены были такие, каких мы не видели в самом дорогом отеле Харзола.
— Так время почти полдень… Быть может, сторгуемся за половину цены? — с обаятельной улыбкой предложил Десар. — Нам даже простыни не нужны, у нас имеются свои спальники и одеяла.
— Цена на доске. С полуночниками торга нет, — всё с тем же равнодушием отозвался хозяин, даже не глянув на мужа. — Не нравится — можете дневать на улице. Чай, там пока не холодно.
Очень спорное утверждение, на мой скромный взгляд. Десар хмыкнул и расплатился с полуденником, а затем спросил:
— Еда для полуночников тоже дороже?
— А вы как думали, вашблагородье. Магам только самое лучшее подаём, — не меняя тона, прогудел тот. — Шулюм желаете?
— Желаем, — кивнул Десар, указывая мне на свободный столик у окна.
Расположенный на крутом склоне трактир одной стеной выходил на нижнюю улицу, а другой — на улицу выше, так что из этого окна вид открывался исключительно на ноги прохожих. Страннее всего выглядел второй дверной проём, находящийся почти под самым
