Война (СИ) - Дильдина Светлана

На втором пути у него будет достойная спутница, близкая по устоям и воспитанию, и прежнее положение. Они справятся с нависшей над Домами тенью. Скорее всего, со временем придет и любовь — не звезда, но свеча, а может и теплый очаг.

Кто знает, что лучше…

Только бы Небеса сохранили.

Глава 21

У вина в последнее время почему-то был отчетливый привкус крови, словно она поднималась из земли и пропитывала всё. Солнце над долиной Трех Дочерей снова садилось в длинные багряные облака. Бездействие казалось убийственным — а ведь и доклады выслушивал, и сам отдавал приказы. Что сталось бы, свались он полностью без сил?

Рана оказалась тяжелее, чем вначале подумали. Но Тагари запретил об этом говорить — пусть солдаты думают, что царапина. Военные советы, хоть и короткие, собирал в своем шатре. Врачи заверяли в один голос: это лучший способ завершить то, что не удалось убийце.

И верно — вскоре едва затянувшаяся рана открылась, спасибо хоть не прилюдно. И еще два дня он не мог приподняться с постели, и едва говорил, сил не хватало.

Но мыслил ясно: в голове сама собой рисовалась карта, на которой пульсировали, наливались угрожающе-алым светом флажки. Это были опасные, уязвимые места в обороне Долины. Сказал — следите за Юсен, и ждите еще нападения на крепость Трех дочерей. Из-за слабости толком не смог объяснить, как выглядел рисунок, образованный флажками, и даже самые опытные офицеры усомнились — зачем Мэнго с племянником восточная горная цепь? И крепость вряд ли в опасности, после недавнего поражения конницы рухэй не сунутся.

Это обманный маневр, сказал генерал. Мэнго очень хитрый и умный, опасно видеть в нем только наглого предводителя горных бандитов.

Только это сумел сказать, и мир снова уплыл.

Да, некстати открылась рана, и Тагари оказался не при делах, а захватчики, точно угадав время, ударили с запада полукольцом, войска Хинаи оттеснили к югу и востоку.

Окружить крепость рухэй не смогли, но под предводительством У-Шена атаковали ее западное крыло. Теперь был вопрос времени, успеют их оттеснить оттуда или они прорвутся за стены, перережут всех защитников и тогда древняя твердыня, считай, сменила хозяина.

…В ночь, когда напали на крепость, генералу приснился странный сон. А может, это был бред из-за открывшейся раны? Будто вошла в его шатер женщина, никем не замеченная. Молодая, красивая, легко одетая — будто разгар лета, а не холодная весна. Села на сундук, расправила подол, розовый с черными пионами. Смотрела зло, и широко улыбалась. Чем-то она походила на Истэ, но жена предпочитала выглядеть дамой приятной, эта же — не старалась.

— Ах, как бы я хотела тебя убить, — сказала она, — Но, раз уж тебя тогда не прирезали, вынуждена охранять — не хочу, чтобы он получил все, что пожелает. Думаешь, одним ударом все ограничилось? Тот, кто пытался подмешать тебе яд в питье, уже умер, больше пока никто не отважится. Будь осторожен, а я снова уйду… к своим, — она рассмеялась до того неприятно, что по коже Тагари побежал мороз.

Больше он ничего не запомнил, а утром нашли мертвым одного из его слуг — и горло было разорвано, как у тех, других.

Про сон он не рассказал никому — сам ни в чем не был уверен. И были заботы поважнее видений.

**

Как ручная хасса металась по клетке, так и Макори в Черностенной не находил себе места. Он уже знал о неудачном покушении. И отец, наверное, знал, и сделал выводы. Но ему сюда не напишет — письмо могут перехватить. Так что пусть бесится там, в богатом благополучном городе, в доме среди драгоценных занавесей и удушающих ароматов. Сюда его рука не дотянется.

Но свобода… ее и здесь не было. Макори подчинялся командиру крепости. Немного здесь осталось солдат, и никто не верил уже, что враги ударят в спину еще раз — все войска там, в северной долине.

А они все равно зачем-то сидят, выжидают.

Где-то по дорогам и бездорожью, жидкой холодной грязи, идут отряды крепости Лаи Кен, чтобы помочь отцу захватить власть. После переворота старший сын, которому больше нет доверия, окажется лишним.

Макори и сам не знал толком, что им двигало, когда подсылал убийцу к генералу. Ведь сомневался тогда, что присланный знак — истинный! Но не жалел о сделанном. По крайней мере, отец и брат теперь будут опасаться его.

Одно только вызывало тоску-сожаление. Отец наверняка выместил гнев на хассе. Никогда не была ему нужна медово-золотая горная кошка, привезенная издалека… Мог бы, забрал бы с собой, но любимице не было места в крепости.

Теперь наверняка ее нет в живых. Может, как раз в его покоях кровать застелили золотой шкурой?

Что ж… время сведения счетов еще придет.

**

В малом зале Совета стоит полумрак; обычно Благословенный любит видеть лица своих доверенных ставленников, но сейчас ему безразлично, что они выражают.

— Мы так потеряем север, — угрюмо говорит Яната, военный министр.

— Нет, — тяжелые веки сами собой закрываются. Болит голова, и хочется спать.

— Дом Таэна всегда был вам верен, и младший из братьев особенно — неужели с ними все кончено? — это Тома, министр финансов.

— Да.

После этого можно ничего и не говорить. Сановники слишком нетерпеливы, а его рождение в Золотом доме научило ждать. Пожалуй, больше, чем кого бы то ни было — у них никогда не было на кону целой страны.

— Пусть сделают еще один шаг. Они получат послание… Яната, я согласен с тем человеком, которого вы предложили. Скоро будет приказ. Войска в Окаэре готовы? Прекрасно… А пока у Тагари есть время сложить полномочия… если он и вправду мне верен.

**

Первый день после череды пасмурных выдался солнечным, теплым. Словно весна спохватилась, решила наверстать упущенное. Никак невозможно было сидеть дома или гулять в огороженном садике, а возле пруда с мостиком… в общем, тоже нельзя. Мало ли кто там ходит.

Минору умерла бы на месте, но больше не отпустила бы подопечную без охранника на прогулку верхом. Поэтому Сайэнн смирилась с присутствием слуги, тот молчал и держался на расстоянии, так, что они с Энори могли разговаривать свободно.

Хотя для него-то охранник вряд ли хоть что-то значил.

После выступления бродячих актеров виделись каждый день. Он сократил ее имя до «Сай», маленький лесной цветок. Так сразу и так просто, будто им обоим было не больше десяти лет… хотя ее и в десять уже учили быть маленькой барышней. Теперь же рядом с ней — воплощенная жизнь, даже не сметающая все барьеры — просто не замечающая их. Смешно… Минору уже думает про них невесть что, хоть пока и позволяет видеться; а Энори к ней прикоснулся только в день, когда помог выбраться из ручья и отвез домой. И не то чтобы Сайэнн большего не хотела, но не самой же делать шаги навстречу, она и так… Хотя на него только смотреть — и то счастье.

И разговоры у них на редкость невинные, хоть и не совсем подобающие достойной молодой женщине; она даже не думала, что может с таким азартом спорить о чем-то. Ей вообще спорить не полагалось, только смеяться и щебетать.

А слуги домашние наверняка болтают вовсю, но они ее не выдадут, они побоятся господина.

Девушка глянула на яркое небо, защищая рукой глаза. Хорошо здесь, в горах, на воле; журчит вода, словно поет…

Спутник был в трех шагах; даже если отвернуться, его присутствие ощущалось — как солнечное тепло.

— Иди сюда! — позвал, склонившись над углублением в ручье: чаша, словно выложенная плоскими камнями. Девушка с любопытством глянула через его плечо.

В воде носились маленькие темно-серебряные стрелки — мальки. Она немного знала про рыбу от отца. Верно, икринки отложены осенью, перезимовали в пруду, а сейчас вместе с ручьем устремились вниз.

Не удержалась, присела, опустила палец, пытаясь тронуть крохотную рыбку; не удалось, мальки рассыпались в стороны. А вода была совсем не такой холодной, как недавно, поймав Сайэнн в ловушку. Правда, до той речушки они сейчас не доехали…