Корнелия Функе - Чернильная смерть

Неужели все это действительно зародилось под книжным переплетом? Книга казалась такой незначительной по сравнению с чудесами, которые описывала, — всего лишь сотня-другая покрытых печатными знаками страниц, с десяток картинок, не шедших ни в какое сравнение с миниатюрами Бальбулуса, серебристо-зеленый льняной переплет. И все же Мегги не удивилась бы, обнаружив на этих страницах свое имя, или матери, или Фарида или Мо — хотя нет, ее отца в этом мире звали иначе.

У Мегги до сих пор не было случая прочесть повесть Фенолио. Откуда начать? Может быть, там есть картинка с Озерным замком? Она торопливо листала страницы, когда услышала голос Фарида:

— Мегги!

Она поспешно захлопнула книгу, как будто делала что-то запретное. Какая глупость! Книга ничего не знала ни о том, что внушает ей страх, ни о Перепеле, ни даже о Фариде…

Мегги уже не думала о нем все время, как раньше. Казалось, с возвращением Сажерука закончилась глава, рассказывавшая о Мегги и Фариде, и история пошла развертываться заново, каждым новым словом стирая прежний рассказ.

— Сажерук дал мне кое-что на дорогу. — Фарид смотрел на книгу у нее на коленях, как на ядовитую змею. Но, поколебавшись, все же присел рядом с Мегги и отвязал от пояса испачканный копотью кошель, который все теребил, отчитываясь Черному Принцу. — Вообще-то он дал мне его для Роксаны, — тихо сказал он, высыпая пепел на каменный пол и собирая в тонкий круг. — Но у тебя такой подавленный вид, что…

Не закончив фразу, он зашептал слова, понятны только ему и Сажеруку — и огню, который вдруг пробился из пепла, словно все время дремал там. Фарид выманивал его, нахваливал, соблазнял, пока пламя не разгорелось так жарко, что его середина стала белой как бумага, и на ней проступила картина — сперва едва различимо, потом все отчетливей.

Холмы, покрытые густым лесом… Солдаты на узкой тропе, верхом… Среди них две женщины. Брианну Мегги сразу узнала по волосам. Всадница впереди — видимо, Уродина, а за ней ехали Сажерук — и Мо. Мегги невольно протянула к нему руку, но Фарид удержал ее пальцы.

— У него лицо в крови, — прошептала она.

— Это Свистун.

Фарид снова что-то нашептал огню, и панорама стала шире, они увидели, как тропа заворачивает к горам, куда более высоким, чем холмы вокруг Омбры. Под ногами лошадей лежал снег, как и на видневшихся вдали склонах, и Мегги видела, как Мо дует на замерзшие руки.

Он выглядел непривычно в плаще с меховой оторочкой — как персонаж сказки. «Он и есть персонаж сказки», — подумала Мегги. Перепел… А что в нем осталось от ее отца? Разве Мо когда-нибудь выглядел так сурово? Уродина обернулась к нему — конечно, это Уродина, кто же еще? Они говорили о чем-то, но пламя показывало лишь немые картины.

— Видишь, с ним все в порядке. Благодаря Сажеруку. — Фарид глядел в огонь с такой тоской, как будто просил перенести его к учителю. Потом вздохнул и тихо подул на пламя, и оно постепенно потемнело, словно краснея от ласковых прозвищ, которые Фарид ему давал.

— Ты пойдешь за ним?

Фарид покачал головой.

— Сажерук велел мне охранять Роксану.

Мегги почувствовала горечь его слов, как желчь на языке.

— А ты что собираешься делать? — Он вопросительно посмотрел на нее.

— А что мне теперь делать?

Шептать слова. «Это единственное, что я еще могу», — мысленно добавила она. Все слова, которые комедианты пели о Перепеле: что от его голоса волки становятся кроткими, как ягнята, что он неуязвим и быстр, как ветер, что феи защищают его, а Белые Женщины охраняют его сон. Слова. Только ими она могла уберечь Мо, и она шептала их день и ночь, каждую минуту, когда на нее никто не смотрел, и посылала их вслед отцу, как тех ворон, которых Принц отправил в Омбру.

Пламя погасло, и Фарид стал собирать теплый пепел в ладони. На пол перед ним легла тень. Сзади стоял Дориа с двумя детьми.

— Мегги, тебя Голосистая ищет.

У разбойников было много прозвищ для Элинор. Мегги рассмеялась, а Фарид недовольно покосился на Дориа, бережно собрал пепел в кошель и поднялся.

— Я у Роксаны, — сказал он и поцеловал Мегги в губы. Он давно этого не делал. А потом прошел мимо Дориа и удалился, не оборачиваясь.

— Он ее поцеловал! — прошептала малышка так громко, что Мегги услышала. Встретив взгляд Мегги, она покраснела и спрятала лицо в одежде Дориа.

— Да! — прошептал Дориа в ответ. — А она поцеловала его в ответ?

— Нет! — отозвался мальчик справа от него и оглядел Мегги с головы до ног, словно оценивая, приятно ли ее целовать.

— Это хорошо, — сказал Дориа. — Это просто замечательно.

Аудиенция у Змееглава

Невозможно по-настоящему читать книгу, не будучи в одиночестве. Но это одиночество приводит тебя в глубинное соприкосновение с другими людьми, с которыми ты иначе никогда бы не встретился, потому что они умерли сотни лет назад или говорили на языке, которого ты не понимаешь. И тем не менее они стали твоими ближайшими друзьями, твоими самыми мудрыми советчиками, волшебниками, очаровывающими тебя, возлюбленными, о которых ты всегда мечтал.

Кортеж Змееглава прибыл в Омбру вскоре после полуночи. Орфей узнал об этом не позднее чем Зяблик, потому что уже три ночи подряд посылал Осса караулить под виселицами у городских ворот.

В замке все было готово к прибытию Серебряного князя. Свистун велел завесить каждое отверстие черной тканью, чтобы Змееглава и днем окружал привычный мрак. На дворе были сложены высокие поленницы дров, которыми Зяблик собирался непрерывно топить камины, хотя все знали, что никакой огонь не может прогнать холод, пробравшийся в плоть и кости Змееглава. Единственный человек, который, вероятно, был на это способен, ушел из здешних застенков, и вся Омбра задавалась вопросом, как примет Змееглав эту новость.

Орфей послал Осса в замок еще до рассвета. Ведь все знали, что Змееглав почти не спит.

— Скажи, что у меня для него очень важные новости. Скажи, что речь идет о Перепеле и его дочери.

Орфей повторил это раз десять, потому что мало доверял умственным способностям своего охранника, но Осс прекрасно справился с поручением. Часа через три — все это время Орфей беспрерывно ходил взад-вперед по своему кабинету — он вернулся с ответом, что Орфею будет дана аудиенция при условии, что он явится немеделенно, ибо потом Змееглаву нужно будет отдохнуть перед новой дорогой.

Новой дорогой? Ага. «Значит, Змееглав позволил дочери вовлечь себя в игру, — думал Орфей, торопливо шагая к замку. — Ну что ж, теперь ты должен объяснить ему, что выиграть он может только с твоей помощью». Орфей невольно облизал губы, чтобы они легче шевелились в ответственный момент. Никогда еще он не ставил капкана на такую крупную дичь. «Занавес подымается, — шептал он себе. — Занавес подымается!»

Слуга, проводивший его по завешанным черной тканью коридорам в тронный зал, не произнес ни единого слова. В замке было темно и жарко. «Как в аду», — подумал Орфей. Неудивительно! Не зря же Змееглава называют дьяволом. Да, этого у Фенолио не отнимешь. В его главном злодее было определенное величие. По сравнению с Серебряным князем, Каприкорн был жалким комедиантом, актером-любителем, хотя Мортола, несомненно, была другого мнения (но кого теперь интересовало ее мнение!).

Приятная дрожь пробежала по упитанному телу Орфея. Змееглав! Отпрыск рода, культивировавшего искусство жестокости уже много поколений. Не было такого страшного дела, которое не числилось бы за кем-нибудь из его предков. Коварство, жажда власти, беспринципность — таковы типичные семейные черты. Какая комбинация! Орфей был по-настояшему взволнован. Ладони у него вспотели, как у юноши на первом свидании. Он без конца проводил кончиком языка по зубам, как будто хотел навострить его, подготовить для самых убедительных слов. «Поверьте, — слышал он свой собственный голос. — Со мной этот мир будет у ваших ног. Я могу перекроить его по вашей мерке, но за это вы должны переплести для меня книгу. Она будет могущественнее той, что сделала вас бессмертным — намного могущественнее!»

Книга… Нет, он не хотел сейчас вспоминать ту ночь когда ее лишился. И уж тем более не хотел думать о Сажеруке.

В тронном зале было не светлее, чем в коридорах. Между колонн и вокруг трона дрожали разрозненные огоньки свечей. Когда Орфей был здесь в последний раз (кажется, он тогда доставил Зяблику гнома), у подножия трона были расставлены чучела животных — медведей, львов, рысей. Конечно, был там и единорог, которого он вычитал для Зяблика. Но теперь чучела исчезли. Даже у Зяблика хватило ума догадаться, что охотничьи трофеи не приведут в восторг Змееглава, учитывая скудную дань, которую его шурин посылал во Дворец Ночи. Огромный зал заполняла темнота. Одетые в черное часовые между колонн почти растворялись в ней, и только их оружие поблескивало в дрожащих отблесках огня, пылавшего в камине позади трона. Орфей старался не замечать солдат, и все же по пути дважды споткнулся о полу своего плаща. А когда он наконец добрался до трона, оказалось, что на нем сидит Зяблик, а не его мрачный зять.