Михаил Шалаев - Владыка вод

— Если бы у бабушки была борода, то была бы бабушка дедушкой, если бы сказки были враньем — их бы никто не слушал.

Недавно или давно, далеко или близко жил Птицелов на свете. Парень он был хороший, красивый и добрый, да вот беда — не повезло ему: хромоножкой родился. Никакая из девушек не хотела идти за него замуж. Ловил он птиц, плел из ивовых прутьев клетки и продавал на базаре. Тем и жил — не богато, не бедно. Только скучал очень, думал — весь век ему так коротать.

Но однажды пошел он в лес силки проверять, глядит — в одном небывалая птица запуталась. Перышки желтые, как из золота, только грудка синяя, а клюв красный. Таких Птицелов-хромоножка никогда не видел. И пожалел он продать небывалую птицу, оставил дома у себя, чтобы песни ему пела. А голос у нее был звонкий и чистый, только песни все грустные.

Так неделю она у него прожила. И вот однажды слушает он ее песню, и слышит как будто слова человеческие: «Сходи до облачка, принеси яблочко!» Удивился он, но подумал, что показалось. А птица опять: «Сходи до облачка, принеси яблочко!» И так весь день: поет-поет, а потом — «Сходи до облачка, принеси яблочко!» Тут уж задумался Птицелов: о каком таком облачке речь? У нее спрашивает — о каком, мол, облачке ты толкуешь? Но птица одно твердит: «Сходи до облачка, принеси яблочко!» Рассердился Птицелов, говорит: «Продам тебя, бестолковая птица». Она испугалась и замолчала.

На следующий день погода выдалась ясная-ясная. Вышел Птицелов на улицу, глядит — над дальней горою, у самой вершины, дремлет маленькое белое облачко. Он тогда ни о чем и не подумал. Но как домой вернулся — птица опять принялась твердить: «Сходи до облачка, принеси яблочко!» И вспомнил он тогда про облачко у вершины горы: может, про него говорит птица?

Назавтра нарочно пошел поглядеть — висит облачко там же, где накануне, и с места не трогается. И еще через день, и еще… Нет, думает Птицелов, непростое это облачко. А птица все его донимает — сходи да сходи. «Да куда я пойду? — спрашивает Птицелов. — Я со своей ногою до леса едва дохожу, а тут вон какая даль». Птица его послушает — и такие грустные песни поет, что сердце болит.

Так еще дня два прошло. Облачко все дремлет у дальней горы, а птица уж больше не просит яблочко принести — только поет жалобно-жалобно. Не выдержал Птицелов, говорит ей: «Ладно, схожу. Не знаю уж, откуда там яблочко, только видно, очень тебе его хочется. Ну, а если обманываешь ты меня — так и знай, продам». И стал в путь собираться. Перед уходом налил ей воды чистой, семян насыпал, чтоб не голодала.

Где любой другой за полдня дойдет, Птицелову-хромоножке целый день требуется. Но дошел он до горы, однако. А дойдя, стал подниматься. Облачко теперь хорошо было видно, какое оно чистенькое и круглое. Сто раз обругал себя дураком хромоножка, пока дошел до самого верха — нога его разболелась ужасно, каждый шаг для него был пыткой. Но облачко уже вот оно, прилегло на склоне — ждет его, дожидается. Подошел он к нему, вдруг слышит — будто шепчет кто-то: «Заходи, не бойся!» Вошел он в облачко — ничего не видит. Но слышит зато, как опять кто-то шепчет чуть слышно: «Протяни руки!» Протянул он руки, и упало к нему в ладони яблочко. Тогда понял он, что это оно шептало ему. И опять послышался голос: «Ты меня береги, не яблоко держишь в руках, а живую душу». Подивился Птицелов, положил за пазуху яблочко — и назад пустился. А вниз идти еще тяжелее… Да-а…

Словом, чуть живой доковылял он до дома. Вошел, яблочко на стол положил. Как увидела его птица, метаться стала по клетке, крыльями бить. Птицелов ее выпустил наружу — она сразу к яблочку: клюнула всего раз, и превратилась в прекрасную девушку. Стоит Птицелов-хромоножка, остолбенел от изумления. А девушка ему говорит: «Откуси теперь и ты яблочка». Он откусил — и зажила его нога. Тут уж Птицелов совсем счастью своему не поверил.

И рассказала ему девушка, как повадился за нею ходить злой колдун, а она ненавидела его и боялась. За это он превратил ее в птицу, душу ее человеческую поместил в яблоко, а яблоко — в облачко, чтобы никто не сумел достать. При этом так исхитрился, что сама она залететь в облачко не могла, принести ей яблочко должен был кто-то другой, чтобы его колдовство разрушить… Вот Птицелов его и принес. «А за это, — сказала она, — буду тебе я верной и ласковою женой»…

Закончил Поэт сказку, но детвора недовольна осталась:

— Все ты забыл, дяденька. И как хромоножка дракона победил, и как перехитрил злого колдуна…

— Ну, колдуна так просто не перехитришь, — рассеянно отвечал им Поэт. — А дракон — зачем же? С больной ногою на гору подняться — это вам не дракона убить, это потруднее будет… — он взял свой зонтик и пошел по улице, выводящей за город, в лес.

Поэт шел и размышлял о том, что сам, как хромоножка, всю жизнь ищет яблочко человеческой души, но его дорога куда длиннее и безнадежнее. Он стал вспоминать свою жизнь — и оказалось, что вспоминать почти нечего, кроме того короткого времени, когда в мире была весна, и у весны было имя — Ладица. Вообще-то Поэт старался не вспоминать дочь торговца-суконщика, но такой уж нынче печальный выдался день. Она казалась Поэту ожившим солнечным зайчиком, воплотившимся щебетом певчих птиц, остановленным на разбеге ласковым ветерком. Только она умела так веселиться, дразнить его и проказничать, бегая по весеннему лесу, куда он теперь направлялся. Да разве найдешь теперь тот весенний лес? Поэт шел, глядя на голые ветки с редкими желтыми и багровыми листьями, мокрыми и дрожащими, и понимал, что это все — навсегда, до конца жизни, и ничего другого уже не будет. А началось-то все — с одного мгновенья, когда Ладица вдруг сказала, что скоро выходит замуж. Уж потом он узнал, что отец пристроил ее за сына богатого торговца из Захребетья, пристроил ради выгоды, дабы укрепить деловые связи. И с ее согласия, как позже выяснилось. Но в тот момент! Поэт подумал тогда, что мир не стоит и малейшего усилия души, потому что несправедлив…

Он уходил, задумавшись, дальше и дальше, и пришел к темной от старости и дождя деревянной избушке. Дождь между тем припустил сильнее и Поэт решил постучаться, чтобы переждать непогоду. Ему отворила древняя старуха, глядевшая подозрительно и темно из-под седых бровей, но Поэт вежливо ей сказал:

— Долгих лет, бабушка! Пусти ненадолго дождь переждать.

Старуха повернулась и ушла, оставив дверь открытой. Поэт понял это как приглашение. Он подсел к столу, а старуха принялась греметь посудой, шарудить в печи кочергою, чего-то куда-то переливать. В результате всех этих действий перед Поэтом на столе оказался горячий чай, которому он весьма обрадовался. Старуха и сама присела, дуя в кружку, а отхлебнув, завела разговор: