Питтакус Лор - Я - четвертый
— Мы должны убираться отсюда, Джон, — говорит он подавленным, почти умоляющим голосом.
Держа его на расстоянии, я иду в направлении моей комнаты. Он больше не пытается сдвинуться с места. Он ничего не говорит, стоит и смотрит на меня с болью во взгляде, взгляде, от которого мне становится так плохо, как никогда прежде. Мне приходится отвести глаза. Когда я подхожу к своей двери, наши взгляды снова встречаются. Его плечи ссутулились, руки висят, как будто он не знает, что ему с собой делать. Он просто смотрит на меня, и у него такой вид, будто он может расплакаться.
— Извини, — говорю я, получая тем самым фору, поворачиваюсь, бегу через свою комнату, хватаю из ящика комода нож, которым чистил рыбу, когда мы еще жили во Флориде, выпрыгиваю в окно и бегу в лес. Сзади я слышу лай Берни Косара — и больше ничего. Я пробегаю километра два и останавливаюсь на большой поляне, где мы с Сарой делали снежных ангелов. Наша поляна, как она ее называла. Поляна, на которой летом мы бы устраивали пикники. Боль у меня в груди при мысли, что меня здесь летом не будет, такая сильная, что я сгибаюсь и стискиваю зубы. Если бы я только мог ей позвонить и предупредить, чтобы она выбиралась из школы. Мой телефон и все, что я взял с собой в школу, осталось в шкафчике. Я уберегу ее от беды, потом вернусь к Генри, и мы с ним уедем.
Я поворачиваюсь и бегу к школе, бегу так быстро, как только позволяют мои легкие. Я прибегаю, когда со стоянки начинают уходить автобусы. Я наблюдаю за ними с опушки. Перед школой стоит Хоббс и вымеряет большой лист фанеры, чтобы закрыть окно, которое я разбил. Я замедляю дыхание, делаю все, чтобы прояснить свой ум. Я смотрю, как выезжают машины, пока их не остается совсем мало. Хоббс закрывает окно и уходит в школу. Интересно, предупредили ли его насчет меня, проинструктировали ли звонить в полицию, если он меня увидит. Я смотрю на свои часы. Хотя еще только 3:30, но кажется, что темнота наступила быстрее, чем обычно, это густая темнота, тяжелая, обволакивающая. На стоянке включились фонари, но и они кажутся тусклыми и какими-то недоделанными.
Я выхожу из леса, иду через бейсбольное поле и вхожу на стоянку. Здесь с десяток пустых машин. Дверь в школу уже заперта. Я берусь за ручку, закрываю глаза, фокусируясь на ней, и замок щелкает. Я вхожу внутрь и никого не вижу. В коридоре горит только половина ламп. Воздух тих и спокоен. Где-то я слышу звук полотерной машины.
Я сворачиваю в холл, и взгляду открывается дверь в фотолабораторию. Сара. До своего экзамена она собиралась проявлять фотографии. Проходя мимо своего шкафчика, я открываю его. Моего телефона здесь нет, шкафчик совсем пуст. Телефон кто-то взял, надеюсь, что Генри. По дороге до фотолаборатории я никого не встречаю. Где спортсмены, участники музыкальной группы, учителя, которые часто засиживаются допоздна, чтобы выставлять оценки или что они там еще делают? У меня появляются плохие предчувствия, и я боюсь, что с Сарой уже случилось что-то ужасное. Я прикладываю ухо к двери темной комнаты, но не слышу ничего, кроме жужжания полотерной машины, доносящегося откуда-то из дальней части коридора. Я делаю глубокий вдох и пробую открыть дверь. Она заперта. Я снова прикладываю к ней ухо и легко стучу. Никакого ответа, но я слышу какое-то легкое шуршание внутри. Я делаю глубокий вдох, с напряжением думаю о том, что могу найти внутри, и отпираю дверь.
В комнате темно. Я зажигаю свои ладони и провожу руками сначала в одну сторону, потом в другую. Я ничего не вижу и думаю, что в комнате пусто, но улавливаю в углу какое-то совсем легкое движение. Я нагибаюсь и вижу, что под стойкой прячется Сара. Я убавляю свет, чтобы она могла увидеть, что это я. Она выглядывает из тени, улыбается и вздыхает с облегчением.
— Они уже здесь, да?
— Если и нет, то скоро будут.
Я помогаю ей подняться с пола, она обнимает меня и сжимает так крепко, что, кажется, не собирается никогда отпускать.
— Я пришла сюда сразу после восьмого урока, и как только закончились занятия, из коридоров стали доноситься все эти странные шумы. И стало совсем темно, так что я заперлась, забралась под стойку и даже боялась пошевелиться. Я догадалась, что что-то не так, особенно после того, как услышала, что ты выпрыгнул из окна, и ты не отвечал на звонки.
— Это было умно, но теперь нам надо выбираться отсюда, и быстро.
Мы выходим из комнаты, держась за руки. Свет в коридоре гаснет, и вся школа погружается во тьму, хотя до наступления темноты на улице еще час с лишним. Примерно через десять секунд свет снова загорается.
— Что происходит? — шепотом спрашивает Сара.
— Я не знаю.
Мы идем по коридору так тихо, как только можем, и шум от наших шагов кажется слабым и приглушенным. Самый быстрый путь — через заднюю дверь, которая выходит на учительскую парковку, пока мы туда идем, шум полотерной машины становится громче. Я предполагаю, что мы наткнемся на Хоббса. Думаю, что он знает, что это я разбил окно. Может, он побьет меня шваброй и вызовет полицию? По-моему, сейчас это уже не имеет значения.
Когда мы доходим до заднего коридора, свет снова гаснет. Мы останавливаемся и ждем, пока он снова зажжется, но он не зажигается. Полотерная машина все еще ровно гудит. Я ее не вижу, но она всего метрах в шести в непроглядной тьме. Мне кажется странным, что машина все еще работает, что Хоббс продолжает чистить пол в темноте. Я включаю свой свет, Сара отпускает мою руку, стоит сзади и держит меня руками за пояс. Сначала я нахожу на стене розетку, потом шнур, потом саму машину. Она стоит на месте, тычась в стену, никто ей не управляет, она работает сама по себе. Меня накрывает паника и следом за ней страх. Саре и мне надо выбираться из школы.
Я выдергиваю шнур из розетки, и машина останавливается, ее жужжание сменяет мягкий гул тишины. Я выключаю свой свет. Где-то вдалеке коридора с медленным скрипом открывается дверь. Я сажусь на корточки, моя спина прижата к стене, Сара крепко держит меня за руку. Мы оба слишком напуганы, чтобы сказать хотя бы слово. Инстинкт заставил меня выдернуть шнур и остановить полотерную машину, и у меня появляется желание снова включить ее, но я знаю, что это нас выдаст, если они здесь. Я закрываю глаза и напряженно вслушиваюсь. Скрип двери обрывается. Из ниоткуда возникает слабый ветерок. Ясно, что не из открытого окна. Я думаю, что, может быть, это тянет из окна, которое я разбил. Потом дверь захлопывается, стекло разбивается, и осколки сыплются на пол.
Сара кричит. Что-то проскальзывает мимо нас, но я не вижу что и не пытаюсь выяснить. Я тяну Сару за руку, и мы бежим по коридору. Я толкаю плечом дверь, и мы выбегаем на стоянку. У Сары перехватывает дыхание, и мы останавливаемся как вкопанные. У меня сжимается горло и по спине проходит дрожь. Фонари все еще горят, но приглушенно, и смотрятся жутковато в густой тьме. Под ближайшим фонарем мы видим его, длинное пальто колышется на ветру, шляпа низко надвинута, чтобы я не видел глаз. Он поднимает голову и усмехается мне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});