Элеонора Раткевич - Деревянный Меч

Кенет мотнул головой. Глупо, но еще глупее произнести “нет” вслух.

– Тебя твой учитель таким вещам не учил? – Теперь уже не только старые служаки, но и новички и даже Кенет – все видели, с каким трудом сдерживает ярость массаона.

– Нет, – хрипло ответил Кенет.

– Ах нет? Изумительно. Позволь осведомиться, кто же это совершил столь вопиющее упущение? – Голос массаоны был по-прежнему ровен, но не в голосе – в глазах его что-то клокотало и подергивалось.

И внезапно страх покинул Кенета. Ярость массаоны сулила ему множество неприятностей, но он видывал вспышки гнева и пострашнее.

Молчаливое, с томным блеском в глазах бешенство Аканэ было ему слишком памятно.

– Я не хотел бы называть его имени, – возразил Кенет. На него невесть откуда снизошло спокойствие до того ледяное, что он ощутил холод промеж лопаток, поежился и едва не чихнул.

Воины затаили дыхание. На лице массаоны вновь проступил пот.

– Моя вина – мой ответ, – упрямо произнес Кенет. – А имя моего учителя позорить попусту не стоит. Его вины здесь нет. Он не всему успел научить меня. Нам пришлось закончить обучение раньше, чем он полагал… и опять-таки его вины в этом нет, – неуклюже повторил Кенет.

Его упрямство подействовало на гнев массаоны как масло на бурные волны: хоть ненадолго, но смирило. Вздумай Кенет оправдываться, и от него бы мокрого места не осталось. А строптивость новичка массаоне неожиданно понравилась: вины своей парень не отрицает, хотя не так уж и виноват; добрым именем учителя дорожит…

Начальник караула неожиданно кашлянул и выступил вперед.

– Воин правду говорит, – негромко сказал он. – Меч у него еще ученический, деревянный. Настоящего, видно, не успел заслужить.

– Великолепно, – выдохнул сквозь зубы господин массаона. – Интересно, кто же это дает воинское посвящение ученику, который еще меча настоящего не заслужил?

Кенет молчал.

– Подойди сюда, – велел массаона. – Пояс покажи.

Кенет подошел, недоумевая, зачем массаоне понадобилось его пояс разглядывать. Пояс как пояс, и завязан правильно, по-уставному. Ему и невдомек было, что массаона хочет найти на его поясе то, чего там в помине нет.

– Ты зачем на дорожных работах хайю и пояс снял? – металлическим голосом поинтересовался Рокай, берясь за концы Кенетова пояса.

– Чтобы не запачкались, – объяснил Кенет. – Там ведь грязно, пыльно… а пояс и хайю ведь знаки воинского достоинства. Нехорошо их в грязи валять.

В строю раздались сдавленные смешки: ну как есть новичок! У массаоны от такого объяснения аж скулы свело. Стоявшие с ним рядом командиры тщетно пытались скрыть улыбки. Рокай эти улыбки углядел и вновь начал свирепеть. Но тут он взглянул на концы пояса новичка и обомлел.

Лицо у массаоны Рокая сделалось такое, словно он с размаху налетел на стену. Казалось, у него даже нос сплющился от немыслимого напряжения.

Потому что на концах пояса всегда стоят именные знаки воина и его учителя. Того, кто давал воинское посвящение. Этот знак и намеревался отыскать массаона, чтобы огласить вслух имя остолопа, давшего воинское посвящение остолопу. Но именного знака на поясе новичка не было – и не потому, что стерся. Его там вообще никогда не было.

Есть ведь и такие воины, которых устав не в полной мере обязывает: служба у них другая. Им и без пояса, и без хайю можно. Им можно не докладывать о своем прибытии. Им можно вообще почти все. Они не носят именных знаков на поясе, и посвященные ими ученики не носят их знаков. Только этого им и нельзя.

Одиночки. Полевые агенты, работающие обычно под прикрытием.

И одно такое прикрытие массаона Рокай только что чуть не развалил.

Ведь не может же новичок сказать: я, мол, не обычный воин. Какое там обычный – недотепа с деревянным мечом! Единственное в своем роде прикрытие. Недотепа, как же. Умелец каких мало. И роль свою ведет точно: попался – так попался. Ни слова ради своего спасения. А ему и говорить такие слова не положено. Сам должен был догадаться, старый дурак. А еще массаона! И ведь какую глупость, какую непростительную глупость едва не сотворил! Мало того что едва не испортил парню прикрытие – пусть не совсем, но все же, – так едва не подвел его под наказание. И как теперь выкручиваться – неизвестно.

Массаона Рокай выпустил из рук пояс без именных знаков и обалдело воззрился в пространство.

– Воинское посвящение где получал? – сдавленно спросил он.

– В Саду Мостов, – охотно ответил Кенет. Массаона помолчал немного, собираясь с духом.

– Воин Кенет из Сада Мостов, – надтреснутым голосом произнес массаона. – Обвиняется в нарушении воинского устава. Заключение: оправдать. Основание: проступок совершен по неведению, не содержащему в себе вины. Дальнейшее направление: по собственному усмотрению, за исключением дней общегарнизонной поверки. Поскольку обучение воина Кенета, по его собственному признанию, не завершено, упомянутый воин после каждой поверки поступает в распоряжение начальника караула сроком на четыре часа для изучения воинского устава.

Командиры согласно кивнули. Неожиданно мягкий приговор заезжему недотепе их обрадовал. Взгляд Кенета выражал явное облегчение.

Это-то облегчение и подхлестнуло с новой силой гнев господина массаоны. Он окончательно уверился в своих предположениях. Подумать только, он едва не испортил дело полевому агенту. И ведь не по своей вине. Не будь его голова занята вчерашним происшествием, не будь он так поглощен мыслями о мерзавце Наоки!..

Очень ненадолго смиряет масло бушующие волны. После мгновенного затишья они вздымаются выше мачты – и горе тому кораблю, что идет следом!

Но для Кенета буря прошла стороной. Он перевел дух и огляделся. Теперь, когда карающая длань его миновала, внутренний двор казармы уже не представлялся ему таким огромным, пыльные синие тени – такими тяжелыми, а слепящий вертикальный поток солнечного света – таким ранящим. Краски мира внезапно утратили свою угловатую режущую остроту; все стало скучнее, строже и проще. Даже гнев массаоны как бы поблек и полинял. Будничная обыденность гарнизонной поверки разламывалась надвое лишь в одном-единственном месте: у стены, где ожидал трибунала Кенет, стоял теперь другой воин.

– Рассматривается обвинение воина Наоки, состоящего на службе в императорской гвардии каэнского гарнизона, – пронеслось над строем.

Если Кенет встречал свою долю в неведении, то Наоки не меньше суток готовился к худшему. Глаза его обвело черными кругами, от легкой юношеской впалости щек не осталось и следа – скулы остро выступали над ввалившимися щеками, словно ночь ожидания стесала с лица Наоки всю лишнюю плоть. Кенет встретился с ним глазами – и мир внезапно выцвел, посерел и съежился. Кенет торопливо отвел взгляд, но ничего не изменилось: мир уменьшился до размеров трещинки в камне под ногами Кенета, и он не мог найти в себе силы посмотреть на что-нибудь еще.