Надежда Мамаева - Дропкат реальности, или пособие для начинающего шулера (СИ)

С этого мига на плечи герра Климеруса ложилась тайная охрана зимней резиденции, а также всех ворот и аллей, примыкающих к оной.

Спустя свечу явился тот, кого герр не любил, но без чьей помощи ему сегодня было не обойтись: Мармос — человек, весьма далекий от хогановых заповедей, нахальный, а порою даже глупый. Но тем, кто оказался на его пути, оставалось только молиться. За это его свойство Мармос и был приближен к себе всерадетелем. Умение этого бандита в рясе выполнять самые грязные поручения быстро, точно и в полном соответствии с приказанным, даровало ему, помимо духовного сана, еще и богатство.

Мармос явился с сотней стрелков, которых сейчас же расставил в резиденции: у дверей, вдоль аллеи, на расстоянии полета стрелы, и даже на балконах и в эркерах. Через свечу прибыли две роты: одна имперская, как принимающей стороны, другая веремская. Стражи с этих двух сторон напоминали глухарей на току: выпячивали грудь колесом, демонстрируя отменную выправку, сверкали до блеска начищенным оружием и парадными мундирами. Синхронностью своих маневров они привели бы в восторг императорского балетмейстера. Заняв отведенные им места, они замерли соляными статуями. Теперь у каждого входа было трое: хоганов ставленник, представитель великой и могучей империи и веремец.

Последний отличался, помимо формы мундира, от двух своих коллег еще и изрядной остроухостью. По слухам, ходившим в империи, болотный народец был 'облагодетельствован' сим даром, как и длинным тонким, словно у крысюка позаимствованным, хвостом от щедрот самого Кереметя. Веремцы же гордо утверждали, что это благодать, ниспосланная им именно Хоганом. Потому как уши не просто удлиненные и острые, а еще и слышат не чета человеческим. Хвост же вообще вещь полезная, особенно если выбраться надо из болотной топи или что умыкнуть, а руки заняты. Сейчас эта 'полезная вещь', обвитая вокруг ноги веремца, весьма нервировала двух стражников — людей.

В ту свечу, когда зимнее солнце клонилось к закату, в резиденцию начали прибывать первые гости. По мере того, как они приходили, звучал глухой удар, причиной которого был жезл церемониймейстера. После этого раскатистый голос статного слуги, сверкающего позолотой парчовой вышивки, озвучивал имена знатных визитеров.

Мариция Ренару, прибывшая в сопровождении батюшки ровно во столько, чтобы ее появление не прошло незамеченным, но без опоздания, ибо последними должны войти веремские послы, была встречена со всеми полагающимися ей почестями. Злые сплетники, не боясь натереть мозоль на своем рабочем органе, все еще обсуждали расстроившуюся помолвку одной из богатейших невест в империи. Многие сходились во мнении, что Илас Бертран в высшей степени идиот. Невеста была загляденье: фабрики, мануфактуры, корабельные верфи, земли, даже титул… Опять же не старуха — наследников родить может. Что еще нужно? А лишних семь пудов… ну и что с того? Муж простынкой лицо прикроет, да и заделает отпрыска.

Впрочем, это были суждения в основном умудренных опытом кумушек. Юные же сплетницы, в пышных кринолинах и с яркими веерами, хитро обстреливали взглядами Марицию, изысканно зубоскаля над тем, что никакие богатства мира не помогут приманить к такой… кхм… бригантине кавалеров.

Фонарщики на улицах и площадях зажгли уличные фонари, ветер рассказывал в подворотнях заунывную зимнюю балладу, а в резиденции императора, послов и гостей, вблизи буфета со столовым серебром, ожидала легкая закуска, тщательно охраняемая тремя стражами.

Сей легкий перекус представлял собой нарезку тонких ломтиков буженины, в кокетливом стеснении прикрытых укропными веточками, сыров благородной плесени и совсем свежих, сочащихся молозивом, и еще с внушительными дырами, будто прогрызенными зело прожорливой мышью. Выпечка манила своим ароматом, кляр, обволакивающий рыбу, копченые куриные грудки, фаршированные воробьи и томленые в горшочках лягушачьи лапки (эта пакость, приготовленная лучшим имперским поваром специально, чтобы уважить послов, была особой кулинарной гордостью) — все это соблазняло, притягивало и обещало неземное наслаждение тому, кто вкусит сии яства. Охрана давилась слюной, но стоически терпела.

Зал, полный именитых гостей, пребывал в томительном ожидании. Наконец раздались громкие крики и гул — это король вышел на балкон приветствовать людское море, колыхавшееся на площади, сменившее кареты, которые заполняли пространство меньше двух свечей назад. После царственного взмаха Ваурий тринадцатый скрылся в резиденции и церемониймейстер, звонко ударив жезлом, объявил:

— Его императорское величество Царь Полонский и Великий Князь Урмарский, Император великой Лиссуронской империи Ваурий тринадцатый, — и на одном дыхании продолжил: — И ее величество, императрица Мэринариэ.

После этого, буквально на одном вдохе, были перечислены все четверо императорских отпрысков с указанием всех регалий и титулов каждого.

Ваурий шествовал к трону. Невысокого роста, слегка полноватый, он имел магнетическое свойство — владеть толпой. Склоненные головы, почтительные поклоны и реверансы. И тишина, в которой отчетливо слышен каждый шаг императора. Шелест юбок, идущей чуть поодаль императрицы, лишь подчеркивал подобострастие, витавшее в воздухе.

Наконец пустовавший до этого трон обрел своего законного хозяина. Дирижер, дождавшийся царственного кивка, в какой‑то невероятной неистовости взмахнул рукою, и музыканты дружно грянули гимн. Первые звуки которого разнеслись по залу громовым раскатом.

При последних звуках музыки император махнул рукой, словно давая позволение 'вольно'. И море гостей ожило напускной непринужденностью. Многие придворные заметили, что император был чем‑то озадачен.

Всерадетель же, незримо как просочившийся вслед за венценосной четой, напоминал весеннего грача — отощавшего, потрепанного дальним перелетом и зимними ветрами, и настороженного.

Инквизитор, наоборот, был приветлив и по — напускному оживлен. Эти два старых лиса оба нутром чуяли: сегодня грядут перемены. Добрые или худые? Если учесть, что все перемены начинаются с разочарования, им же и заканчиваются, ответ напрашивался сам собой. Стабильность же вещь ценная, нужная, но хрупкая. Именно поэтому был жив всерадетель. Именно поэтому инквизитор копал исподволь, не действуя в открытую, и именно поэтому Ваурий тринадцатый восседал на троне, а не на баррикадах, отбиваясь от магиков, идущих на штурм резиденции.

Перевороты бывают часто. Гораздо чаще, чем обыватель мог бы себе вообразить. Только тихие, именуемые преемственностью, видны они не сразу и не большинству. Всерадетель был умен и понимал, что баррикады позволяют влезть на трон, но не удержаться на нем, а он планировал именно удержаться у власти. К тому же, на революцию нужны деньги, потому как трезвые подпольщики брать резиденцию императора не станут. А посему, хоганов дланник тщательно, уже много лет, готовил империю и императора к таким условиям, при которых любой шаг как самого властителя, так и его армии будет заведомо проигрышным, и Ваурию не останется ничего иного, как стать монархом, который царствует, но не правит. Император передаст всю реальную власть в руки хоганова пастыря, а со временем и императорские регалии… лет через пять, когда в умах всех граждан воцариться мысль, что всерадетель априори важнее Ваурия.