Формула любви, или О бедном диэре замолвите слово - Славачевская Юлия
Вы когда-нибудь представляли себе русала в позе для медитации? Ну, когда у него хвост узлом завязан. А теперь добавьте к этому небольшие рога, большие зубы и пятнистую кожу. Удивились? Нет? Тогда вообразите, что все это несуразное великолепие постоянно пропадает и появляется, причем хаотически, в разных местах. А в углу сидит уставшая Лилит в откровенном кружевном наряде красивого бордового цвета и в глубокой тоске зачеркивает на листочке клеточки, как будто играет в морской бой, и периодически бурчит себе под нос:
– Не попал! – С упреком: – Сколько ты еще будешь прыгать туда-сюда в этом виде?
– Пока не упаду замертво, – бескомпромиссно заявил Домир.
– И в виде русала ты здесь, чтобы отказать мне в сексе? – язвительно высказалась суккуб.
– А что, в этом есть сомнения? – не менее ядовито отозвался диэр. – Я обещал остаться тут – я сдержал свое обещание. О сексе с тобой уговора не было.
У Лилит удлинились когти, а глаза загорелись и стали ярко-алыми.
– Ты понимаешь, что я сейчас голодаю и очень страдаю? А когда я страдаю, то становлюсь очень… сердитой? – напрямую спросила изможденная суккубша.
– Я прекрасно понимаю, что ты хочешь есть, – уверенно ответил Домир. – Понимаю также, что не могу заменить того, с кем ты связана, потому что он во всем мире один-единственный, и это не я. И это мне тоже понятно. А теперь сама пойми: как ты не можешь изменить своей природе, так и я. Знаю, никто не в силах противостоять оголодавшему суккубу. Никто…
Глаза Лилит загорелись еще больше, становясь откровенно хищными.
Он глубоко вздохнул, прежде чем произнес:
– …кроме связанного диэра. – На лице рогатого Домира появилась усмешка. – Против природы диэров изменять своей возлюбленной, и я скорее умру, чем ты назовешь меня своим. Я скорее упаду замертво, чем дам возможность суккубу даже прикоснуться к себе. У тебя здесь множество мужчин, обратись к ним – они помогут.
– Не помогут, – зло отреагировала Лилит. – Они все истощены. Обычные мужчины высыхают за ночь. Магические существа – за неделю или за две. Я не хочу никого убивать, но взять с них мне уже нечего, и такое их состояние надолго.
– Тогда найди того, кто с тобой связался, – парировал диэр. – Он ничем не рискует и сможет всегда кормить тебя досыта.
– А если… чисто теоретически, ведь я давала клятву не убивать, – заинтересованно спросила суккуб. – Если женщина связанного диэра умерла, что с ним станется?
– Зависит от диэра, – отозвался Домир. – Он может последовать за своей любимой или остаться жить, горюя. – Пояснил: – Очень редко диэры остаются дожидаться ее реинкарнации, хотя мало кому удавалось дождаться. Один мой знакомый так поступил – почти триста лет надеется, страдает и ждет. Но одно могу сказать точно, – еще одна кривая усмешка, – суккубу, даже верховному, любой диэр все равно будет не по зубам. Напомню, что я не давал клятву о непричинении вреда. – Мечтательно-задумчивым тоном произнес: – Пусть ты и Демиург этого мира, но я всегда могу успеть попробовать.
– Нет! Хочу тебя! Хочу! – взревела демонесса, вскакивая.
– Ну что ты как маленькая: дай, мое, хочу! Пора бы повзрослеть, – укоризненно заметил диэр, и скорость перемещения Домира по территории, как по шахматной доске, возросла. Он начал мелькать, словно двадцать пятый кадр, становясь практически невидимым.
Суккуб взвыла, тоскливо провожая глазами мелькающую жертву, как голодный пес кусок сочной говядины. Мне ее на секунду даже жалко стало. Со сдавленным ругательством Лилит села на место. Подперев голову ладонью и скривившись, как от зубной боли, она снова принялась за прежнее занятие. Домир тоже замедлился.
Дальше я уже не могла молчать и одним шагом разорвала полог невидимости.
– Здравствуйте! – выпалила я, закусывая кулак, чтобы не ржать очень громко. – Как поживаете?
– Хотела бы получше, чем есть, – меланхолично ответила Лилит, двумя взмахами шариковой ручки зачеркивая новую клеточку. Она подняла голову и радостно прищурилась. – Леля? – Внимательно осмотрела меня и оскалилась недобро. – Какой приятный сюрприз!
Внезапно даже солнце куда-то пропало, словно в солнечное затмение. От странной, неестественной радости Лилит меня покоробило.
Суккубша быстро вскочила на ноги, отбросив листочек, и заорала:
– Хватит придуриваться, Ладомир! Быстро прекращай свои выкрутасы или пожалеешь! – И схватила меня за руку. – Смотри, кто у меня есть!
– Ты обещала не причинять мне вред! – возмущенно рявкнула я в ответ, выдергивая руку.
– Тебе – да! – кивнула страшно довольная Лилит. – Но кроме тебя есть еще…
– Леля! – Ладомир принял свое обычное обличье и с тревогой шагнул ко мне. – Что ты здесь делаешь?
– Стой, где стоишь! – прикрикнула на него Лилит. – Или она потеряет…
– Да что происходит? – переводила я недоуменный взгляд с нее на мужа, у которого затряслись руки.
– Ты беременна! – проговорил Ладомир тихим, внезапно охрипшим голосом.
ЧТО? Я бере… Мне резко поплохело, я чуть не упала. Завтрак в моем желудке превратился в камень.
– И Лилит не обещала не причинять вреда ребенку…
– О господи ты боже мой! – ахнула я, прижимая ладони к еще плоскому животу. Коленки подогнулись и мелко задрожали.
– Итак, Ладомир, – противно хихикнула суккубша, – либо ты выполняешь то, зачем ты здесь, или я позабочусь о твоем наследнике! – И в ее руках начала скручиваться толстая нить красного цвета.
Но не успела она метнуть ее в меня, как на траектории удара встал Милос. Когда его задело это жуткое приспособление, мужчина с хрипом согнулся пополам. То же самое произошло и с Ладомиром.
– Думаете, – еще противнее хихикнула Лилит, раскручивая нить заново одной рукой, а второй на расстоянии пригибая мужчин и ставя на колени, – можете пойти против меня?
Я застыла, все еще прикрывая живот руками. Шептала пересохшими губами давно позабытые молитвы, прося лишь одного – сохранить этого ребенка, несмотря на мою глупость и безрассудность.
От страха мои зубы стучали, как кастаньеты, тело покрыл холодный пот. В голове билась даже не мысль, а неоформленное животное чувство: это конец! Все казалось каким-то нереальным, замедленным.
Но не успел импровизированный хлыст коснуться моей кожи, как передо мной оказалась стоявшая до этого в сторонке Миримэ и уверенно перехватила нить рукой в перчатке, дернув ее на себя и вырвав из рук Лилит. Эльфийка проказливо мне подмигнула.
– Ах, так! – возмутилась суккубша, начиная формировать новую нить, но у Лилит ничего не получалось. Она попробовала еще раз, и еще, и еще… Все, что она сумела создать, расползалось во все стороны и пыталось опутать ее же.
Милос и Ладомир разогнулись.
Милос встал между мною и подругой с таким отчаянным и безнадежным видом, словно готовился биться насмерть, а Ладомир еще больше побледнел.
– Значит, Призрак – это все же ты, – ровным тоном обратился к Миримэ муж, подходя ко мне и крепко обнимая. – Я-то в свое время грешил на кого угодно, кроме Лелиных подруг, весь гарем прошерстил. Даже конкурс этот дурацкий организовал, чтобы выманить. А вон оно как…
Она не моргнула и даже не изменилась в лице, оставаясь невозмутимой и абсолютно спокойной.
Мы так и стояли с мужем вдвоем, прижавшись, с учащенно вздымающейся грудью, чувствуя себя морально изнуренными, и никакие потоки словес любовных признаний нам сейчас были не нужны. Рядом с Ладомиром я чувствовала себя удивительно комфортно.
– Извини, что разочаровала, князь, – отвесила шутливый поклон эльфийка, с которой вмиг слетела вся хрупкость и гламурность. Сейчас перед нами стояла сильная, уверенная в себе девушка с решительным взглядом. Даже лицо как-то изменилось… стало тверже, что ли? Не знаю, как объяснить эту метаморфозу.
– А что, собственно, происходит? – непонимающе поинтересовалась я, краем глаза наблюдая, как Лилит все еще бьется над своим клубком, в который превратились все созданные ею нити.
– Раз в поколение, – пояснил мне муж, внимательно рассматривая Миримэ, словно заново оценивая, – у одной из рас рождается Призрак…
