Татьяна Солодкова - Витражи
Я встал и посмотрел в окно. Машина прессы по-прежнему дежурила у подъезда. Интересно, если… когда я умру, они оставят в покое моих родных? Конечно, оставят, день-два, и ничего интересного здесь для них не останется. Снимут репортажик о моей внезапной смерти, а потом найдут другого героя эфира.
В этот момент снова появился Сашка. Он был бледен даже для приведения.
– Что они сказали? - поинтересовался я, хотя в этом не было необходимости. К тому же, его лицо говорило само за себя.
– Они сказали… - он запнулся и поморщился, начал снова. - Они сказали, что так и должно быть. Они прислали меня, чтобы тебя подготовить. Они с самого начала знали…
Конечно, кто бы сомневался, конечно, они знали с начала. Только где это самое "начало"? Первое мая? Пробуждение моего дара? Мое рождение? Предсказание Гордеко? Или они знали все с начала времен?
Ненавижу… Ненавижу, когда меня используют. Только сейчас я сделаю именно то, чего от меня хотят, не время показывать строптивость характера.
– Очень приятно быть жертвенным бараном, - пробормотал я. Во мне не было злости на них, только сожаление.
– Ветер…
– Не надо, - попросил я.
– Но, Денис…
– Я все сделаю.
– Не надо!!! - от его голоса зазвенела люстра. - Не надо! Ты должен жить!
– Может, хватит?
– Нет, не хватит! - не отставал он. - Ты просто не понимаешь! У тебя же даже загробного мира не будет! Ты выпустишь души, запертые в алтарях, но твоя останется там навсегда!
Что ж, я этого не знал. Впрочем, это ничего не меняло. Я принял решение.
– Саш, не надо, - повторил я.
Но он не унимался.
– Денис, так нельзя! Ну, почему ты такой? К чему это благородство? Почему бы четырем магам Стихий не бросить жребий? Почему жертвовать должен ты?
Я и сам не знал ответа на этот вопрос. Сказал:
– Они полезней, чем я. Они больше знают, больше умеют. Впрочем, это не важно, важно то, что пока они будут перепроверять мою теорию и взвешивать все "за" и "против", будет слишком поздно.
– А ты о Лене подумал?
Это было жестоко. Все, значит, аргументы у него кончились. Так лучше.
– Только о ней я и думаю. И о сыне, - возразил я твердо. - Я даю им шанс выжить. Им будет тяжело, но они будут жить.
– Ты не сделаешь этого! Я тебе не позволю! Я всем расскажу!
– Не расскажешь, - я уверенно покачал головой. - Тебе запрещено вмешательство без разрешения, а разрешения тебе не видать, а если нарушишь, тебе отправят в пустоту.
– А так в пустоте будешь ты!
– Саш, это мое дело, - отрезал я, обозначая конец дискуссии, и пошел на кухню.
– Ты куда?! - он бросился за мной.
Я открыл шкаф и достал свечу.
– Надо было давно это делать, - ответил я. - А то мы все думали, почему на ладони не видна скорая смерть.
Я зажег свечу без помощи спичек, простеньким заклинанием Огня. Она загорелась, фитиль охватило синеватое пламя. Сашка молчал и, как зачарованный, следил за моими действиями.
А я подержал свечу с минуту, а потом плеснул парафин на левую ладонь. Черт, больно! Хотя, чего это я жалуюсь, когда собираюсь вогнать здоровенный ритуальный кинжал себе в сердце? Это будет не маленький ожог, а большущая дырка, которую моя сила исцеления ни за что не осилит.
Я смотрел на ладонь во все глаза. Линии судьбы пришли в движение, неприятно напомнив мне гусениц-паразитов.
– Умеешь читать по руке? - спросил я у Сашки.
Он покачал головой:
– Не-а, а что, там что-то изменилось?
– Гляди, - я сунул ладонь прямо под его полупрозрачный нос. - Это означает, что умру в ближайшие несколько дней насильственным путем при помощи стали. Короче, завтра я воткну кинжал себе в сердце, - я стер с руки парафин. - Хорошо, что я не проверил линии раньше, я бы не понял.
– Ты и сейчас не понимаешь, что делаешь, - прошептал он.
Я внимательно посмотрел на него:
– Саш, к сожалению, я слишком хорошо знаю, что делаю и что ДОЛЖЕН сделать.
– Может, ты пытаешься стать героем? - все еще не понимал Сашка.
– Героем? - усмехнулся я. - Героев не бывает, а если и бывает, я их не встречал. Я просто хочу оставаться человеком. Или чтобы хотя бы после меня осталась память как о человеке.
Он больше ничего не сказал. Я тоже замолчал, вопрос был исчерпан. Я не доживу до июня, Акварель была права.
Я не доживу и до послезавтра.
23 глава
24 мая.
Наверное, правильно уходить по-английски, не прощаясь, особенно, если ты знаешь, что уходишь навсегда, потому что проститься даже тяжелее, чем решиться на смерть.
Итак, в обед двадцать третьего мая я принял страшное решение, на которое никогда бы не пошел при других обстоятельствах. Но выбора у меня не было.
Весь этот день я так и не смог взять себя в руки по-настоящему. Я храбрился перед Сашкой, но я точно не мог храбриться перед самим собой.
Стас позвонил и сообщил, что сегодня опять будет всю ночь изучать старинные книги у Сырина в библиотеке, а Лена, не заезжая после работы, подалась к своим родителям, с которыми у нее в последнее время улучшились отношения так, что лучшего и желать нечего. Я хотел провести с ней свои последние два дня, но я не мог попросить ее не ехать к родным, не вызвав подозрений. Да и настроение у меня было отвратительное. Что ж, по крайней мере, когда я ее увижу, я уже окончательно возьму себя в руки и буду вести себя достойно.
Я просто уходил. Жизнь утекала сквозь пальцы, и я сознательно позволял ей это делать. Я должен был умереть как можно скорее, потому что потом решиться будет еще тяжелее.
Сашка обиделся на меня и не появлялся. Он очень переживал за меня, но я не мог поступить иначе. Итак, я должен был умереть в полночь двадцать четвертого мая. А это значит, что у меня совсем не оставалось времени.
Было утро двадцать четвертого мая, моего последнего дня.
Но я был прав, сегодня мне больше не хотелось биться головой об стену, мое решение стало тверже.
Я подошел к кухонному окну и распахнул его настежь. Ветер ворвался в помещение, взметнув шторы к потолку. Ярко светило утреннее солнце. Начинался теплый майский денек. Последний день в моей жизни. Чертовски жаль, что все так сложилось.
Но больше всего я сожалел о моем сыне. Вряд ли ему рано сообщат, что он маг, на него свалят это, когда, по их мнению, придет время. Интересно, каким он будет, мой сын? На кого похож? Как его будут звать? Я даже этого не знал. Он будет тем, кем его воспитают. Лена сможет сделать из него человека, но мага из него придется делать Акварели, ведь он станет ее преемником, самым-самым главным среди черных магов…
Что ж, кем бы ни стал мой сын, я этого не увижу, и с этим придется смириться. А сейчас… А сейчас у меня был только день, чтобы уйти из жизни достойно. А это значит, что сегодня мне предстоит проститься со всеми, кого я люблю. Хотя "проститься" - это круто сказано. Прощаться буду я, а они даже не узнают, что видят меня в последний раз, ведь если узнают, так будет тяжелее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});