Баркер Клайв - Пятый доминион

- Но ты подыгрывал мне.

- Потому что я хотел быть с тобой.

- А сейчас ты тоже подыгрываешь?

- Я не обманываю тебя, если ты это имеешь в виду. То, что ты видишь перед собой, - это и есть я, для тебя.

- А для других?

- Я могу оказаться чем-то иным. Иногда мужчиной. Иногда женщиной.

- Ты можешь стать белым?

- На секунду-другую. Но если бы я попытался улечься в твою постель при свете дня, ты бы понял, что я - не Юдит. То же самое произошло бы, если бы ты был влюблен в восьмилетнюю девочку или в собаку. Я не смог бы предстать в их облике, разве что... - Пай бросил на него быстрый взгляд, - ... в очень специфических обстоятельствах.

Миляга задумался над этим сообщением, пытаясь разобраться с целым роем биологических, философских и сексуальных вопросов. На мгновение он остановился и повернулся к Паю.

- Позволь мне описать тебе, что я вижу перед собой, - сказал он. - Просто чтобы ты знал.

- Хорошо.

- Если бы ты встретился мне на улице, скорее всего, я подумал бы, что ты - женщина... - Он склонил голову набок, - ... а может быть, и нет. Думаю, это зависело бы от освещения и от того, как быстро ты бы шел. - Он засмеялся. - Вот черт, - сказал он. - Чем больше я смотрю на тебя, тем больше я вижу, а чем больше я вижу...

- ... тем меньше ты понимаешь.

- Точно. Ты - не человек. Это достаточно очевидно. Но дальше... - Он покачал головой. - Скажи, я вижу тебя таким, каков ты на самом деле? Я хочу сказать, это окончательная версия?

- Разумеется, нет. И в тебе и во мне скрываются куда более странные обличья. Ты знаешь об этом.

- Я узнал об этом только теперь.

- Мы не можем разгуливать слишком голыми по этому миру. Иначе мы просто выжгли бы друг другу глаза.

- Так ты это или не ты?

- Я. На время.

- Во всяком случае, мне это нравится, - сказал Миляга. - Не знаю, что бы я сказал, если бы увидел тебя на улице, но голову бы я точно повернул. Что ты на это скажешь?

- Это все, что мне нужно.

- А я встречу других существ, похожих на тебя?

- Может быть, нескольких, - сказал Пай. - Но мистифы встречаются нечасто. Когда рождается мистиф, это повод для большого празднества у моих соплеменников.

- А кто твои соплеменники?

- Эвретемеки.

- А здесь они встречаются? - Миляга кивнул в направлении толпы внизу.

- Сомневаюсь. В Изорддеррексе - наверняка. У них там есть свой Кеспарат.

- Что такое Кеспарат?

- Квартал. У моих соплеменников есть город внутри города. Во всяком случае, был. Последний раз я был здесь двести двадцать один год назад.

- Господи. Сколько же тебе лет?

- Прибавь еще столько же. Я понимаю, тебе это кажется огромным сроком, но плоть, к которой прикоснулись чары, с трудом поддается времени.

- Чары?

- Магические заклинания. Чары, заговоры, обереги. Они оказывают свое чудесное влияние даже на такую шлюху, как я.

- Приехали! - сказал Миляга.

- Да, тебе нужно узнать обо мне еще кое-что. Мне сказали - это было много лет назад, - что я проведу свою жизнь шлюхой или убийцей. Так я и поступил.

- Поступал до настоящего момента. Может быть, теперь все это кончилось.

- Кем же я буду теперь?

- Моим другом, - ответил Миляга, ни секунды не поколебавшись.

Мистиф улыбнулся.

- Спасибо тебе за это.

На этом обмен вопросами прекратился, и бок о бок они продолжили свой спуск вниз по склону.

- Не проявляй свой интерес слишком открыто, - посоветовал Пай, когда они приблизились к границе застройки. - Делай вид, будто ты видишь подобные зрелища ежедневно.

- Это будет трудновато, - предположил Миляга.

И это действительно было трудно. Ходьба по узким пространствам между хижинами была чем-то вроде путешествия по стране, в которой даже самый воздух обладает честолюбивым стремлением к эволюции и в которой дышать - значит меняться. Сотни различных глаз смотрели на них из дверных проемов и окон, в то время как сотни различных членов занимались обычной повседневной работой: приготовлением пищи, кормлением детей, ремеслом, сплетнями, разведением костров, делами, любовью. И все это с такой скоростью мелькало перед глазами Миляги, что после нескольких шагов ему пришлось отвести взгляд и заняться изучением грязного водосточного желоба, по которому они шли, чтобы изобилие зрелищ не переполнило его сознание до краев. И запахи тоже: ароматные, тошнотворные, кислые, сладкие; и звуки, от которых череп его раскалывался, а внутренности съеживались.

В его жизни до сегодняшнего дня, ни во Сне, ни наяву, не было ничего такого, что могло бы подготовить его к тому, что он переживал сейчас. Он изучал шедевры великих визионеров - однажды он написал вполне пристойного Гойю и продал Энсора за небольшое состояние, - но различие между живописью и реальностью оказалось огромным. Это была пропасть, размеры которой, по определению, он не мог установить до настоящего момента, когда перед ним оказалась вторая часть равенства. Это место не было вымышленным, а его обитатели не были вариациями на тему виденных в прошлом явлений. Оно было само по себе и не зависело от его представлений о реальности. Когда он вновь поднял взгляд, вызывая на себя атаку необычного и неизведанного, он поблагодарил судьбу за то, что теперь они с Паем оказались в квартале, населенном более человекоподобными существами, хотя и здесь встречались сюрпризы. То, что показалось было трехногим ребенком, перескочило им дорогу и, оглянувшись, обратило к ним лицо, высохшее, как у брошенного в пустыне трупа, а его третья нога оказалась хвостом. Сидевшая в дверях женщина, волосы которой расчесывал один из ее ухажеров, запахнула свои одеяния в тот момент, когда Миляга посмотрел в ее сторону, но сделала это недостаточно быстро, чтобы скрыть от посторонних глаз то обстоятельство, что второй ухажер, стоящий перед ней на коленях, процарапывал на ее животе иероглифы острой шпорой, растущей у него на руке. Он слышал вокруг себя множество языков, но, похоже, самым распространенным все-таки был английский, хотя и испорченный сильным акцентом или искаженный особенностями губной анатомии говорящего. Некоторые говорили, словно пели; у других речь напоминала рвоту.

Но голос, позвавший их из уходящего направо оживленного переулка, вполне мог прозвучать и на любой из улиц Лондона: шепелявый, самодовольный окрик, потребовавший, чтобы они остановились и не двигались с места. Они оглянулись в направлении голоса. Толпа расступилась, чтобы освободить проход его обладателю и сопровождавшей его группе из трех человек.

- Притворись немым, - шепнул Миляге Пай, пока шепелявый, похожий на раскормленную горгулью (Горгулья - в готической архитектуре - выступающая водосточная труба в виде фантастической фигуры - прим. перев.), лысый, но с нелепым венком из сальных локонов, приближался к ним.