Эрик Эддисон - Червь Уроборос

— Видели ли вы Морну Моруну? — воскликнула она. — Видели, как она одичала? — и, когда он взглянул на нее, все еще мрачно и недоверчиво, она продолжила: — Разве все это забыто? А мне казалось, это должно было остаться в памяти до скончания веков. Скажи мне, господин мой, сколько тебе лет?

— Я взираю на этот мир трижды десять лет, — ответил лорд Юсс.

— А я, — сказала королева, — лишь семнадцать лет. Но столько же мне было, когда родился и ты, и твой дед до тебя, и его дед. Ибо Боги навеки даровали мне юность, перенеся меня сюда после постигшего наш дом краха, и поселив меня в этой горе.

Она замолчала и замерла, сцепив руки перед собой, склонив голову и отвернувшись немного в сторону, так что ему была видна лишь белая дуга ее шеи и мягкие очертания ее щеки. Воздух был наполнен закатным светом, хотя там не было солнца; лишь рассеянное сияние лилось с каменного свода, подобного лучезарному небу. Она вновь заговорила, очень тихо, и ее хрустальный голос звенел, словно слабые звуки колокольчика, звучащего вдали, в тихом воздухе летнего вечера:

— Время тенью пронеслось с тех дней, когда я была королевой в Морне Моруне и жила там вместе со своей матерью и своими кузенами-принцами в мире и радости. Покуда не явился с севера Горайс III, великий король Витчланда, в своей гордыне и высокомерии желавший разведать эти горы, и дорого это ему обошлось. Вечером в начале лета мы увидели, как он и его свита скачут по цветущим лугам Моруны. Мы его прекрасно приняли, но, узнав, куда он собирался направиться, посоветовали ему вернуться назад, иначе мантикоры разорвали бы его на части. Но он посмеялся над нашими советами и наутро уехал вместе со своими людьми к Омпреннскому Обрыву. И ни один из живущих больше никогда их не видел.

Невелика была потеря, но из-за нее случилась ужасная беда. Ибо весной следующего года их водянистого Витчланда явился с огромным войском Горайс IV, в открытую оклеветав нас и назвав убийцами короля — нас, мирный народ, который не совершил бы злодеяния и за все богатства Импланда. Они пришли ночью, когда все кроме стражи на стенах спали в своих постелях, ни о чем не подозревая. Они схватили моих кузенов, принцев, и всех наших людей, и самым жестоким образом умертвили их на наших глазах. И, видя это, моя мать упала в глубокий обморок и вскоре умерла. А король приказал поджечь дом и разрушил священные алтари Богов, и осквернил их святые места. Мне же, молодой и красивой, он предложил на выбор пойти с ним и стать его рабыней или быть брошенной с Обрыва и переломать себе все кости. Конечно, я выбрала последнее. Но Боги, что помогают в каждом праведном деле, сделали мое падение мягким и невредимой отвели меня сюда через все опасности, пропасти, холод, мимо рыщущих вокруг чудовищ, даровав мне навеки мир и юность здесь, на границе между живыми и мертвыми.

И Боги обрушились в гневе на землю Моруны, чтобы опустошить ее и изгнать оттуда всех людей и зверей, в напоминание о нечистых деяниях короля Горайса, также как король Горайс опустошил наш маленький замок и нашу славную страну. Земля была поднята ввысь, туда, где обитают морозы, так что утесы Омпреннского Обрыва, по которым вы спустились, сейчас в десять раз выше, чем были, когда по ним прошел Горайс III. Так настал конец цветущей Моруне, и с ним навеки окончились весна и лето.

Королева закончила говорить, и лорд Юсс некоторое время изумленно молчал.

— Вот и суди, — промолвила она, — являются ли твои враги и моими врагами. Ведомо мне, господин мой, что ты считаешь меня лишь равнодушным другом и никудышным помощником в вашем предприятии. Но, пока вы были здесь, не прекращала я искать и разузнавать, и отправляла своих маленьких стрижей на запад и на восток, на юг и на север, за вестями о том, кого ты назвал. Они быстры, словно кружащиеся над миром крылатые мысли, и вернулись они ко мне усталые, но не принесли ни слова о твоем великом родиче.

Юсс взирал в ее влажные от слез глаза. Истина ангелом сияла в них.

— О королева, — воскликнул он, — к чему твоим прислужникам обыскивать весь мир, когда мой брат находится здесь, на Коштре Белорн?

Она покачала головой и промолвила:

— Я могу поклясться тебе, что за эти двести лет ни один смертный не взошел на Коштру Белорн, кроме тебя и твоих спутников.

Но Юсс заговорил снова:

— Мой брат здесь, на Коштре Белорн. Первой ночью я видел его своими глазами, окруженного огнями. И томится он в неволе в медной башне на вершине горы.

— Здесь нет гор, — сказала она, — кроме той, во чреве которой мы находимся.

— Но я видел моего брата там, — сказал Юсс, — под серебристыми лучами полной луны.

— Здесь нет луны, — сказала королева.

Тогда лорд Юсс пересказал ей свое ночное видение, передав его до мельчайших подробностей. Она мрачно слушала, а когда он закончил, чуть содрогнувшись, промолвила:

— Эта загадка, господин мой, находится за пределами моего разумения.

Она ненадолго замолчала. Затем заговорила приглушенным голосом, словно сами слова и дыхание ее могли вызвать к жизни что-то ужасное:

— Он унесен гибельной насланью короля Горайса XII. Как только кто-нибудь из дома Горайсов умирает, на его месте всегда появляется другой, наследуя его могущество. И смерть не ослабляет дом Витчланда, но, как рассеченное и раздробленное семя одуванчика, он поднимается еще сильнее. Знаешь, почему?

— Нет, — ответил он.

— Святые Боги, — сказала она еще тише, — явили мне многое из скрытого, о чем сыны человеческие не знают и не могут даже вообразить. Узнай же тайну. Есть лишь один Единый Горайс. И с соизволения небес (чьи пути наш слабый ум зачастую тщетно пытается постигнуть) этот жестокий и злобный Единый, умерев от меча или под грузом лет, переселяется душой и духом в новое крепкое тело, и проживает еще одну жизнь, чтобы угнетать и притеснять весь мир, пока и это тело не умрет, и следующее в свою очередь, и так постоянно. Тем самым он в некотором смысле живет вечно.

Юсс сказал:

— Рассказ твой, о королева Софонисба, выше понимания смертных. То, о чем ты поведала мне, — великое чудо, о котором я отчасти догадывался и прежде, но главного не знал. По праву, имея столь бесконечную жизнь, носит король на большом пальце этого червя Уробороса, издавна почитаемого учеными мужами за символ вечности, в котором конец есть начало, а начало есть конец.

— Теперь ты понимаешь, насколько все это сложно, — сказала королева. — Но я не забыла, господин мой, что на уме у тебя более насущная задача: освободить того (не называй его!) о котором ты меня спрашивал. Касательно этого, к твоему утешению, вижу я некий луч света. Не допытывайся у меня ни о чем, пока я не проведу испытание, дабы рассвет не оказался ложным. Если будет так, как я думаю, то все испытанное тобой меркнет перед тем, что тебе предстоит.