Наталия Аникина - Кошка, которая умела плакать

Тем временем, пока Анар и Аниаллу продолжали шутливо переругиваться, довольно большой квадрат пола рассыпался песком и провалился куда-то вниз.

Анар подошёл к образовавшемуся отверстию и заглянул в него: узкая шахта тянулась настолько, насколько хватало глаз. Оторвавшись от созерцания тёмного туннеля, алай обнаружил, что его спутница достала откуда-то длинную верёвку и, положив один её конец на пол коридора, прижала его к искрящимся в свете магических огней камням пола.

— Опять реагирует на левитацию?

— Как всегда… — разочаровано и как-то виновато вздохнула алайка, подёргала верёвку, проверяя, как прочно она держится, и стала спускаться вниз.

Спуск был долгим и монотонным. Вопросы Анара повернули мысли Аниаллу к дому, она с улыбкой вспомнила, что патриарх Селорн частенько оборачивается чёрным домашним котом и затевает драки с обитателями городских крыш и чердаков. Прибегает потом с ушами, похожими на бахрому, вырванными клоками шерсти и облезлым хвостом, полумёртвый, но счастливый. Аниаллу (из своих источников) также было известно, что Малаур, член Совета Бриаэллара, закатывает кошачьи концерты для той же аудитории, а Тейнлаан, один из старейших, если не сказать древнейших алаев, — большой охотник поймать мышку-другую…

В Бриаэлларе о существе судили не по искусственно созданной репутации, а по его реальной силе и достижениям. Она знала, что даже те, кто занимал высочайшие посты, кого боялись и почитали, — тоже любят пошалить.

— И вообще быть алаем — великое счастье именно потому, что мы можем не подчиняться никаким законам, кроме неписаных законов нашего сердца, нашей кошачьей сути, — продолжила свою лекцию алайка, когда спуск кончился и они с Анаром спрыгнули на пол, — и никто с нами ничего не сделает и не докажет, что мы не правы. Достаточно взять, к примеру, человеческое королевство Канирали и сравнить с Бриаэлларом. У людей с их кодексом чести и сводом законов — междоусобицы, суды, стычки и разбитые судьбы, тюрьмы, полные преступников, — перечисляла она, одновременно сматывая длинную верёвку. — Они постоянно обсуждают, как бы усовершенствовать эти свои законы, изначально не способные улучшить их жизнь, и с каждым разом делают их всё хуже и хуже. У нас — свобода. Да, соперничество и дуэли. Но мы предпочитаем превзойти своего оппонента-соплеменника в уровне знаний и умений, ловкости, красноречии и обаянии, а не банально прикончить его отравленным кинжалом, тем самым ослабив всё общество в целом, — её очень забавляла эта ситуация: рассказывать алаю о том, кто такие алаи, по каким законам они живут и что о своей жизни думают.

— Но у нас в Руале есть жёсткий Кодекс, по которому живёт всё общество, — возразил Анар.

— Есть. Но его статьи не противоречат вашей природе. Вы просто зафиксировали на бумаге, кому что делать в любой ситуации, которая может сложиться в Руале, тем самым упростив себе жизнь. Ведь вы, прости, они почти лишились нашего дара мэи — мгновенно чувствовать свое место. А может быть… — Аниаллу на минуту задумалась. — Может быть, они и не лишились его, просто обмануть закон легче, чем собственную природу. Всегда можно найти лазейку, другое истолкование — и вот ты уже выиграл дело, продвинулся на ступеньку вверх, задавил конкурента… Им там, в Канирали, нравится так жить, ну так и пусть живут, — пожала плечами Аниаллу и, убрав моток верёвки в рюкзак, отправилась вперёд по туннелю, — они плюют на интуицию, которая, пусть и не алайская, но всё же заметно облегчила бы им жизнь, и страдают от собственной глупости…

Песок, лежащий горкой на полу, вдруг зашевелился и начал взлетать вверх — видимо, рассыпавшийся кусок пола должен был восстановиться.

— Мне кажется, Аниаллу, ты ошибаешься. Чтобы жить без законов, нужно иметь общий дух. А у людей его нет. Их общество просто погибнет без правил — наступит хаос, — покачал головой алай. — Что бы там ни говорили, пока не будет совершенен народ, ему нельзя давать полную свободу.

— Ну, значит, не стоит забивать их проблемами себе голову, — беззаботно ответила Аниаллу. — И всё же я считаю, что законы, по крайней мере… ну не знаю, я, наверное, никогда не смогу этого понять, для меня это так же дико, как мышь, охотящаяся на кота! Законы! — фыркнула Алу и зашагала вперёд.

Непонимающе пожав плечами, Анар двинулся за ней. Он вдруг почувствовал себя странно взрослым рядом с этим котёнком, не желающим играть по общим правилам…

Анар шёл и думал о том, насколько разными были эти миры — мир людей и алаев. Он представил, каково это быть человеком, существом, не развивающим, а быть может, и вовсе не имеющим интуиции, по крайней мере в алайском понимании этого слова, — и ужаснулся. Это всё равно что быть слепым и жить среди леса, в котором стволы и ветви деревьев покрыты шипами. Их законы были лишь способом обрезать эти, подчас таящие смертельный яд, колючки, или огородить их, протянуть путеводную нить, указывающую безопасную тропу… и это по-своему мудро… Но деревья — живые, и их оружие отрастёт вновь, колючки пробьют заслоны, как хрупкие стрелки травы пронзают камень мостовой, и покажут свои смертоносные острия в том самом месте, где их уже отвыкли ждать, а… чьи-то злые руки могут сломать заграждения, могут сменить направление нити, привязав её конец к самому ядовитому растению для того, чтобы спровадить на тот свет своего соперника… Да, в мире слепцов, к которому, как ни прискорбно, приближался и родной город Анара, законы могли быть великолепным средством для преступника, желающего остаться безнаказанным… для того, кто хочет подставить своего врага — мечта любого алая Руала!

Анар с ужасом осознал, что его соплеменники-руалцы, по сравнению с Бриаэлларскими алаями, скатились почти до уровня людей, в худшем смысле этого слова.

Аниаллу тоже молчала. Не скоро вернётся к её спутнику лёгкость и свобода. Он, конечно, не испытывал таких душевных мук, как тал сианай, — его природа конфликтовала лишь с окружающим его миром, но к таким условиям алай смог приспособиться и чувствовать себя достаточно комфортно.

Она прекрасно понимала, что душа Анара, столько лет прожившего в строгих рамках светских и религиозных законов, еще долго не осмелится покинуть свою клетку, даже после того как дверца будет распахнута.

Если отправиться из Руала на юг, преодолеть горы Энайс-кие Наэйриана, а потом, изнывая под палящим солнцем, пересечь Приинскую пустыню, то можно оказаться на вымершей, черно-серой равнине. Редко расходятся над нею тяжёлые, чёрные тучи, а если это и случается, то на потрескавшуюся землю проливается мертвенный свет лун или багровые лучи солнца, что делает картину ещё более мрачной. В той местности, покрытой невысокими, острыми, как драконьи зубы, горами есть огромная, глубокая воронка. Поверхность её сплошь выложена колоссальными черепами — в глазнице каждого могут стоять на плечах друг у друга по двое, а то и по трое человек. Яркое пламя пылает в этих глазницах. Ибо лежит за ними город, вырубленный в скале. Имя ему Лэннэс — Бездна.