Татьяна Патрикова - Драконьи грезы разужного цвета

Но глаза шута сузились, и он прошипел в тихом бешенстве:

— А Августа своего ты тоже, вот так вот, к девкам отправлял? И невесту, небось, сам подбирал. Попорядочнее и породовитее, чтобы деток нарожала крепенькими и здоровыми, так да?!

— Шельм? — изумленно выдохнул Ставрас, но шут не дал ему больше сказать ни слова.

— Я понял. Иду уже, если тебе так хочется, — бросил он зло.

Встал с кровати, быстро обулся и вышел, оставив лекаря в тишине и смятении. Такой реакции он ожидал от него меньше всего. Но в тоже время понимал, что у него есть дела, которые лучше завершить сейчас, когда под боком не сопит неудовлетворенный голубоволосый мальчишка, запросто могший перешагнуть грань собственного сна и прорваться к нему. Есть вещи, которые он не рассказывал даже Августу, а ведь они сражались бок о бок и дружили много лет, десятилетия, а с Шельмом он знаком меньше года. Он и не собирался рассказывать. Ни ему, ни вообще, кому бы то ни было.

Шельм нашел Веровека в обществе Маришки. Тот явно пытался излить душу, вещая о них со Ставрасом. Разумеется, больше о Шельме, чем о лекаре. Маришка что-то говорила ему, но стоило Ландышфуки зайти в горницу, как оба умолкли. Веровек попытался было что-то сказать, возмущенное, злое, но, встретившись с ним глазами, проглотил все слова.

— Шельм?

— Что — Шельм? Ставрас велел брать тебя в охапку и развлекаться идти.

— Вы что, из-за меня поругались, что ли? — Веровек вскочил, явно чувствуя себя виноватым.

— Да, не из-за тебя. Он просто… просто считает, что так надо, — тихо пробормотал шут. Закусил губу, зажмурился и вскинул голову уже с улыбкой. — Ну что, Маришка, с нами пойдешь? Не боись, в обиду не дадим и подсобим, если что! — И весело подмигнул.

Девушка опешила, зато быстро сориентировался Веровек.

— А что, Мариш, и правда, пойдем, а? — поддержал он кровного брата и даже осмелился обнять её за плечи. — Дед Михей с нами, небось, отпустит.

— Да, он и без вас меня не удержит!

— Ну, так с нами веселей! — заливисто расхохотался Шельм. — Идемте, оторвемся. Ох, и напьюсь же я!

— А мне что прикажешь, тебя на закорках потом тащить? — притворно возмутился Веровек.

— А почему бы нет? — усмехнулся шут. — Тебе для фигуры полезно!

Веровек сразу обиделся, он вообще шутки относительно своей фигуры воспринимал плохо. Зато возмутилась Маришка, которую он все еще обнимал за плечи.

— А что с его фигурой не так? — накинулась она на шута. — Очень даже приятная такая фигура. Некоторым девушкам, между прочим, нравятся мужчины покрупней, а не такие худосочные и костлявые, как некоторые!

— О, видишь, Век, какой у нас тут знаток женских предпочтений нашелся, — объявил Шельм, похлопал смущенно-польщенного братца по плечу и они втроем, наконец, вывалились из дома, сбежали по крыльцу и отправились на гуляния, как и хотел Драконий Лекарь. Вот только и Веровек, и даже Маришка понимали, что шут не смеется, а лишь играет в смех.

Глядя на него, королевич думал о том, что, похоже, все же ошибся и, кажется, все испортил. Мог бы его бывший друг и кровный брат влюбиться? Конечно, мог. При дворе Шельм имел репутацию редкостного героя любовника. И вообще, был изрядно влюбчивым. Вот только, Веровеку все никак не получалось уложить в голове, что Шельм, всегда предпочитавший именно девушек, мог всерьез увлечься мужчиной. И не просто мужчиной, а Драконьим Лекарем. А потом, очень вовремя надо признаться, он вспомнил, что тот не совсем человек. Неужели, драконье запечатление может действовать и так? Тогда понятно, почему Ставрас так суров с Шельмом, уж он-то знает, что это не настоящее чувство, правда?

Пообещав себе расспросить лекаря о запечатлении подробнее, Веровек вместе с Шельмом и раскрасневшейся Маришкой вступил в круг веселящихся девок и парней, и вместе с ними, легко поймав ритм, закружился в веселом хороводе вокруг высоко вздымающегося в ночное небо костра.

Шельм строил глазки всем подряд, в наглую тискал девчонок по углам или вовсе в танце, прилюдно. Те хохотали, разгоряченные, хмельные от ночи, пламени, внимания красивого парня, и он этим пользовался. Но постоянно, хоть краем глаза, следил за своими спутниками.

Веровек тоже привлек повышенное внимание деревенских девчонок и, кажется, в их обществе чувствовал себя куда раскованнее, чем среди девиц высшего света, а, может, уже сказывалось их со Ставрасом воспитание. Воспоминание о лекаре шут сразу же попытался из головы изгнать и глянул в другую сторону, не переставая кружить в диком танце внеочередную партнершу.

Маришка танцевала с каким-то деревенским увальнем. Наглым и надутым, как индюк. Шельму он сразу не понравился, но девушка, похоже, млела от пошлых шуточек и топорных комплементов и лишь смущенно повизгивала, когда тот её пощипывал, делая вид, что руки случайно с талии соскользнули чуть пониже. Шут даже забеспокоился, ведь больно должно быть, когда так грубо обращаются хоть и с мягким, но все же чувствительным местом. Но Маришка, как ему показалось через круг танцующих и темноту ночи, подкрашенную пламенем костра в алый, была всем довольна и не думала возмущаться.

Поэтому Шельм пожал плечами и отвернулся. Ему-то что, если ей нравится. И без того есть чем заняться, точнее, кем. Девица, что танцевала с ним сейчас, оказалась бойкой. Её лицо показалось смутно знакомым, похоже, она была одной из тех, с которыми он разговаривал у колодца. Она хохотала не переставая, льнула к нему всей необъятной грудью и явно демонстрировала, что не прочь продолжить знакомство на ближайшем сеновале, или просто в стогу сена прямо в поле.

На ум опять некстати пришли слова Драконьего Лекаря. Шельм незаметно для спутницы скрипнул зубами и вывел её из круга танцующих. Сеновал так сеновал. Вот только нити привязал и к Маришке, и к Веровеку, не переменные к душам, просто к телам, чтобы знать, что с ними, не обидел ли кто. На всякий случай, мало ли, куда их буйство пьяной ночи завести может.

Девчонка была горяча. Имя её он не запомнил, да и не стремился к этому. Пахла она молоком и чем-то травянистым, луговым. Мять в объятиях её теплое, мягкое и податливое тело было приятно, ровно до того момента, как одна из нитей дернула болью.

Резко остановившись, он вскинул голову, не обратив внимания на протестующий стон подруги на одну ночь.

— Эй! — вскрикнула она, когда он и вовсе скатился с нее, быстро оправляя одежду. — Ты куда?

— Извини, дорогая, но у меня дела, — бросил шут не глядя, не потрудившись даже оправдание придумать. Нить натянулась и влекла его за собой. И он шел, зная, что нужен там уж точно куда больше, чем здесь.

— Если на мужиков падок, так и сказал бы, а не лез под юбку к порядочной девушке! — в досаде вскричала брошенная им селянка, но Шельм не оборачиваясь, вышел из сарая, в который она его привела, и быстро пошел в сторону, в которую звала нить.