Джон Робертс - Дикая орда

– Разве я не хороша? – лукаво вопрошала Лакшми, показывая свое шелковистое тело. – Я вендийская куртизанка, воспитанная в особой школе. Я знаю сотни способов доставить мужчине блаженство, о котором простые солдаты и мечтать не могут.

Она прошлась мимо обалдевших воинов, вздымая грудь, как будто предлагая себя и одновременно сама млея от наслаждения. Стражников словно удар хватил.

– Кстати, мы не закончили обыск.

Лакшми сбросила сандалии и стала разматывать набедренную повязку; шелковая ткань соскользнула на землю. А плутовка успела ловко подхватить кинжал и спрятать его в ладони.

– Вот, – проговорила она. – Я нага. Я ничего не прячу. Но если хотите убедиться, можно подойти поближе. – При этих словах она сама шагнула навстречу стражникам.

Один из воинов осторожно коснулся рукой ее потрясающе белой кожи. Взметнулось смертоносное жало. На ладони у стражника остался тонкий порез. Еще через секунду острие оцарапало щеку другого воина. Оба степняка не сразу пришли в себя от замешательства: слишком быстро соблазн превратился в опасность.

– Эй! – воскликнул один. Воин потянулся к мечу; и тут лицо его исказилось от удивления и ужаса: он почувствовал, что дотянуться до рукоятки меча стоит ему огромных усилий. Он попытался что-то сказать своему товарищу, но язык не слушался.

Лакшми смеялась, глядя на двух здоровенных мужиков, которые один за другим свалились на землю и корчились в агонии. Они извивались, будто изнутри их терзали стальные крючья, глаза вылезли из орбит, пальцы судорожно хватали воздух.

– Вы что, и впрямь вздумали, что можете обладать мной? – со смехом говорила коварная вендийка, переступая через умирающих, дразня их своей наготой. – Простая солдатня не смеет наслаждаться прекраснейшей женщиной мира, прекраснейшей, а вскоре – и самой могущественной. Мужичье вроде вас годно лишь на то, чтобы умирать по моей прихоти.

Женщина продолжала смеяться, пока два кочевника, последний раз конвульсивно дернувшись, не отошли в мир иной.

Лакшми быстро оделась. Выглянув из палатки, она увидела, что поблизости никого нет. Все на местах, готовятся к бою. Лакшми поспешила туда, где были привязаны лошади.

Конан стоял впереди войска. Степняки расположились в сухом русле реки на юго-востоке от Курганов. Позиция для атаки киммерийцу особо-то не нравилась. Воины лежали на брюхе, набившись, как сельди в бочке. Жалкое подобие боевых порядков растянулось на сотни шагов. До защитного вала далековато. На таком пространстве легче легкого получить стрелу в кишки. Но другого пути нет! Другого места, где столько воинов могли бы подойти к валу незамеченными с самого большого кургана, не было.

Помимо кольчуги и шлема, Конан прихватил и щит – самый большой, какой только смог подобрать. Не меньше двух футов в поперечнике, щит был отменно укреплен полосками вендийской стали. Такая надежная защита позволит в полную силу орудовать мечом.

Со стороны Курганов послышался шум. Зазвенели трубы, застучали барабаны, зацокали копыта.

– Они начали! – воскликнул Бартатуя, стоявший рядом с Конаном.

– Подождем еще несколько минут, – отозвался киммериец. Его воины заметно забеспокоились, вслушиваясь в шум боя.

– Не трогаться с места до приказа! – приказал Конан. – Иначе – верная смерть!

Сам он внимательно прислушивался к звукам движущихся войск. Когда шум переместился в северном направлении, киммериец вышел вперед и поднял щит.

– Вперед! – взревел великан варвар.

Степняки с кровожадным кличем двинулись за киммерийцем. Прикрывшись щитом, Конан устремился к склонам могильника. И вдруг топот сотен ног позади стал глуше. Конан обернулся. Гирканийцы порядочно отстали от своего предводителя.

– Вперед, сукины дети! Живее! – заорал варвар во всю глотку. – Вам что, жить надоело?!

Многие степняки делали жалкие попытки бежать так же резво, как могучий киммериец. Конан изрядно приуныл, увидев, что большинство кочевников никогда в своей жизни нормально не бегали. Мало кому из них доводилось протопать хотя бы пару сотен шагов. Они бы выглядели забавно, если бы им не грозило оказаться под градом вражеских стрел.

До безумия медленно степняки приближались к валу. На вершине маячил один-единственный часовой. Но когда кочевники подобрались к валу шагов на двести, часовой затрубил в серебряный рог, и на валу мгновенно появились воины. Туча стрел обрушилась на гирканийцев.

Конан сгруппировался на бегу, как только мог, и прикрылся щитом. Он слышал свист стрел, крики падающих воинов…

– Быстрее, Кром вас раздери! – рычал он.

Степняки продолжали свое неторопливое движение, и Конан почувствовал, что сердце его готово вырваться из груди. Нет, так он не привык воевать! Конан видел, как многие воины, в одеждах различных гирканийских племен, отстают. Вперед рвались только одни ашкузы…

Когда кочевники подкатили к валу вплотную, воины наверху тут же изменили угол обстрела. Внезапно за спинами защитников появился ряд конников. Они принялись разить стрелами степняков прямо поверх голов своих пеших товарищей. В результате стрелы посыпались гуще.

Конан нахмурился, видя потери гирканийцев, А ведь они еще не убили ни одного врага!

– Теперь все на вал! – прокричал он. – Еще несколько шагов, и нам будут не страшны их луки.

И в этот момент гирканийцев оглушил стук копыт. Справа и слева от наступающих кочевников появились Красные Орлы. В таком бою преимущество на стороне тяжелой конницы. Согарийцы рубили легковооруженных врагов, как облачка дыма. Мечи и копья вздымались и опускались, расплескивая кровь, кромсая плоть и дробя кости. Стрелы, словно диковинные змеи, вгрызались в ряды гирканийского воинства. Тяжелые, шипастые палицы вышибали из человеческих голов липкие ошметки мозга. Копыта разгоряченных схваткой лошадей хлюпали в месиве из крови и разрубленного мяса. Кое-кому из степняков удавалось подсечь сухожилия согарийских скакунов и добить упавшего всадника. Но по большей части сражение превратилось в беспощадную бойню. Беспомощных пехотинцев топтали, рубили, кололи.

Две линии всадников врезались в толпу кочевников, пытающихся пробиться ко входу на Курганы. Тут резни была особенно жестокой. Конные согарийцы секли гирканийцев, как серп пшеничные колосья.

Конан вышиб очередного врага из седла и повернулся к Бартатуе, который сражался с воином, скатившимся с раненой лошади.

– Дело плохо! – прохрипел киммериец. Учи-Каган извлек кинжал из тела убитого врага. – Надо отступить и перегруппироваться, – пояснил Конан, – Так они нас всех перебьют!

– Да, – согласился Бартатуя.

Вражеская стрела чуть не ужалила кагана в лицо и впилась в горло стоящего рядом степняка. Воин рухнул, с губ его скользнула струйка крови.