Екатерина Стадникова - Драгоценная кровь

Та убежденность, с которой Тревор отстаивал Саймона, не могла не передаться Кассии. В нем все кипело. Его стальная решимость проломила бы стену, если бы потребовалось. Но были и более простые способы.

Пришлось потратить немало денег и усилий, чтобы стражники перебороли страх и позволили девушке ночью пробраться в тюрьму.

Новое здание тюрьмы нависало над пустынной улицей. Никаких крыс, ржавых решеток и плесени. Чистота и ухоженность; ровная кладка стен, двери, открывающиеся бесшумно, — если бы не недостаток света с тягостным ощущением неволи, из этого здания получилась бы неплохая гостиница.

Охрана тщательно притворялась спящей. Некоторые и похрапывать не забывали. Кас неслышно плыла по коридору, неся перед собой робко мигавшую свечу. Трев указал подруге направление, а сам остался внизу, чтобы успеть перехватить всякого, кто попытается навестить Саймона прежде, чем девушка покинет камеру.

Кровь колотилась в висках от волнения. Нарочно не запертая дверь поддалась так же тихо, как и прочие. Собственно, при том, как держали пленника, в замке не было смысла. Саймон был прикован неподъемными цепями к стене с крошечным окошком у самого потолка. Кандалы на руках, ногах и шее истерли кожу до мяса, а лохмотья пропитались кровью из ран, оставленных плетью и другими орудиями пытки.

— Моя девочка, — прошептал Саймон, силясь подняться с пола.

Свеча выхватила из темноты измученное, осунувшееся лицо с клочьями свалявшейся бороды и потрескавшимися сухими губами. На фоне всего этого его счастливым взгляд казался совершенно неуместным.

— Я здесь, — только и смогла выдавить Кас.

— Тебе нельзя! — вдруг зашипел Саймон. — Если эти звери узнают, мы все погибнем. Уходи, родная. Не хочу, чтобы ты запомнила меня таким.

— А если тебя оправдают? — Сердце сжалось до боли. — Я попрошу кого-нибудь…

— В балагане все роли розданы, — мотнул головой отец и плюхнулся на колени. — Лучше попроси Трева отказаться. Мы разбиты еще до сражения. Я чую Безмясую за своей спиной. И я… заслужил смерть. Безгрешны только младенцы.

— Не сдавайся!

Кассия не заметила, как проделала несколько шагов, отделявших ее от Саймона. Вся шелуха сплетен, домыслов, разговоров осыпалась, как листва с деревьев. Кас обняла отца, уткнувшегося ей головой в живот.

— Я упрошу Седрика, — шептала девушка. — Пусть, как подарок на свадьбу, отпустит тебя.

— Упросишь Седрика? — Голос Саймона переменился. — Это падаль и гнус. Ему нужны только камни. Седрик не собирается жениться на тебе. По правде, он тебя боится до смерти. Готов подставляться под стрелы, лишь бы подальше от тебя и…

— Что?

Жалости как не бывало. Те же слова, иная интонация. Больше надрыва и мольбы, но прежний яд.

— Он сам признался, надеялся, что я пойму. Что соглашусь. Что позволю истязать тебя «на благо Империи». Я же приложил мерзавцу и пообещал увезти тебя из Фальвика.

— Лживый демон! — Кассия отшвырнула слабое тощее тело, некогда принадлежавшее ее отцу, к самой стене. — Гореть тебе на костре!

Даже если кто-то из охранников спал, теперь не имело значения. Они в ужасе шарахались от Кас, смерчем пронесшейся по коридору. Трев окликнул ее, но девушка никого не желала видеть. Бедняжка чувствовала себя грязной. Кассия не успокоилась, пока последний лоскуток платья не обернулся сизым пеплом.

Наутро девушка поспешила на исповедь и выложила отцу Теофилу все. И про доппельгангера, и про его слова, которые так ловко повторил Саймон. Священник ничуть не удивился новости о том, что первого демона в замке Кас победила собственноручно.

— Простите, отче. — Слезы катились по ее щекам.

— Печально, что все так обернулось, — посетовал тот. — Но Всевышний милостив. Мы спасем душу несчастного Саймона от адских мук. Если хитрый демон не пожелал покинуть истерзанную плоть, остается, лишь одно верное средство.

— Так суда не будет? — Меньше всего Кас хотела выставлять свое горе напоказ.

— Отчего же? Будет. Он необходим, — признался Теофил. — Без суда получится, что мы убили невинного. Но не пугайся. Тебе не придется еще раз вспоминать ужасы встреч с созданиями тьмы. Ты всего лишь ответишь на вопросы, как мы составили. Остальное предоставь нам.

Публичный суд собрал столько зевак, сколько не снилось даже ярмарочным актеришкам. В назначенный день Седрик въехал в город на белом коне. Барон заранее скорбел о предстоящем наказании. «Саймон был отличным человеком, — говорил он. — Честным, бесхитростным и открытым. Пожалуй, слишком открытым».

Кассия сидела на высокой скамье подле жениха, а тот незаметно от чужих взглядов взял ее за руку и нежно поглаживал ладонь девушки большим пальцем. Опьяненная близостью возлюбленного, Кас совершенно не слушала, как красноречивые инквизиторы разделывались с Тревором, который выступал в роли защитника подсудимого. Они полностью владели вниманием зрителей, толпа гудела или смеялась, вторя их словам.

Наконец инквизиторы пригласили Кассию взойти на трибуну в центре зала, точно напротив клетки.

— Не бойся, дитя мое. — Седрик ласково коснулся теплыми губами ее ушка. — Я с тобой.

В гробовой тишине Кас встала в отведенном месте и принесла клятву говорить только правду. Новое синее платье сидело лучше прежнего, а любовь барона придавала ей бесстрашие.

Статного инквизитора Кассия прежде не видела. На трибунах поговаривали, будто он прибыл из столицы по высочайшему повелению Верховного инквизитора.

— Расскажи нам, добрая девушка, как твой батюшка относился раньше к покровителю и господину своему сэру Седрику, барону Фальвикскому, — предложил мужчина.

— Саймон любил его крепче меня, — заявила Кас, и зал через мгновение грянул хохотом.

— То есть настоящий Саймон ни за что не поднял бы на барона руку? — продолжил инквизитор.

— Еще бы! Он скорее бы себе эту руку отгрыз. — Следующая волна смеха и одобрения буквально вознесла Кассию до небес.

Тут Седрик выпрямился и потребовал слова. Естественно, ему никто не отказал. Барон перемахнул бортик и бодрой походкой направился прямо к Кас.

— Перед Богом и людьми я прошу тебя стать моей женой! — склонившись, произнес он.

— Я согласна! — выпалила Кассия.

— Тогда через месяц я жажду заключить сей долгожданный союз, — продолжил Седрик. — Ни войны, ни вероломные демоны не омрачат больше нашего счастья.

Пока толпа ликовала, никто не замечал скупых слез, замерших на ресницах Тревора. Никто не расслышал слабого шепота.

— Откажись от меня сейчас. — Саймон приблизился к решетке, насколько позволяли цепи. — Ты обязан жить. Единственный благородный из всех. Обязан жить. Или все пропало.