Кристоф Хардебуш - Ритуал тьмы

— Некоторые тайны лучше не ворошить. Не всякие знания могут сделать нас счастливыми. — Эсмеральда смотрела на него из-под полуопущенных век.

— Это такие советы ты обычно даешь своим клиентам? — фыркнул он.

Хотя в словах Никколо чувствовалась злость, девушка тихо рассмеялась.

— Да, если мне за это неплохо платят. Но тебе повезло, тебе я дала совет бесплатно.

Почему-то ее хриплый смех показался Никколо заразительным. Он чувствовал себя жалким дураком, проделавшим такое путешествие только для того, чтобы узнать, что все это время он топтался на месте. Но в то же время в глубине души юноша и сам смеялся над собой.

— Я хочу у тебя еще кое-что спросить, — начал Никколо, когда Эсмеральда отсмеялась. — Когда я пришел к тебе, ты не стала разыгрывать передо мной свою роль гадалки. Но почему? Откуда ты знала, что я пришел к тебе вовсе не из-за твоего дара прорицательницы?

— Все дело в магии, — невозмутимо ответила девушка. — У тебя особая аура, которую легко распознать, если умеешь, и таким людям не гадают по руке или картам.

Никколо удивленно посмотрел на нее, но Эсмеральда говорила совершенно серьезно.

— Ты хочешь сказать, что и вправду обладаешь магическим даром? Настоящей магией?

Пододвинувшись вперед на сиденье, девушка наклонилась, так что ее лицо оказалось прямо перед глазами Вивиани. Юноша почувствовал запах ее духов — тяжелый цветочный аромат. Губы Эсмеральды раздвинулись в улыбке.

— Да, обладаю, — прошептала она. — И так как я умею предрекать будущее, я точно знаю, что сейчас произойдет, — с этими словами девушка наклонилась еще сильнее и поцеловала Никколо.

На мгновение юноша настолько опешил, что никак не отреагировал на это, но затем он почувствовал, как его охватила страсть, превосходившая и его гнев, и разочарование. Вивиани гнался за собственной тенью, вел эту бессмысленную игру, потерял возлюбленную и чуть было не лишился жизни, но сейчас все это не имело значения.

Сейчас для него существовала только Эсмеральда, такая прекрасная и соблазнительная, и Никколо пересадил ее к себе на колени, ответив на поцелуй. Обвив его шею руками, девушка прижалась к нему всем телом. Никколо целовал ее губы, посасывал язык, облизывал нежную кожу на шее, а она легонько укусила его в плечо, отчего юноша застонал. Под пестрой блузкой чувствовалась ее крепкая грудь, и Никколо нетерпеливо принялся расстегивать пуговицы, а затем, не сдержавшись, разорвал тонкую ткань, а Эсмеральда опять рассмеялась, и от ее гортанного смеха юношу бросило в жар, так что казалось, что все его тело объято пламенем. Распаляясь все больше, Никколо чувствовал, как ее пальцы забираются ему под рубашку и ласкают грудь. Одной рукой задрав ей юбку, второй он расстегнул штаны. Ее длинные волосы упали Никколо на лицо. Эсмеральда застонала, когда он вошел в нее.

Жиакомо пригнулся. Хотя по природе своей он не должен был поддаваться страху, он боялся. В теории Жиакомо был бессмертен, обладал могуществом, был богом, окруженным смертными. Но в этой комнате он был всего лишь рабом.

Вокруг клубилась Тьма, и это было не просто отсутствие света. Да, тут было темно, но в обычной темноте Жиакомо мог все видеть, а тут даже его сверхъестественные способности не позволяли ему справиться с переплетением щупалец Теней. Эти щупальца носились в воздухе, не успокаиваясь ни на мгновение.

А еще тут было холодно. Это был не мороз и не обычный зимний холод — нет, этот холод проникал в само его естество, заглушая все чувства. Люди в этой комнате просто погибли бы, ведь у них кровь застыла бы в жилах — и это была не метафора.

Жиакомо не знал, почему он может противостоять этому холоду, но чувствовал, как что-то внутри него реагирует на это — и радуется.

Голос доносился прямо из клубка Теней. Жиакомо никогда не осмелился бы войти в эту Тьму, не говоря уже о том, чтобы жить в ней, но создание, инициировавшее его, очень редко покидало пространство Теней.

— Здравствуй, сынок, — бесстрашно произнесло оно. — Ты выполнил мое задание?

— Да, — тихо пробормотал он, едва открывая рот.

И делал он это не из-за холода. Жиакомо было страшно. Конечно, эта мысль была абсурдна, но ему казалось, что Тени попытаются схватить его и проникнуть в его тело через рот, если он не будет настороже.

— Все идет своим чередом. Колеса завертелись, и теперь их не остановить. Я горжусь тобой, горжусь всеми вами. Никто не мог бы даже пожелать себе более преданных и усердных отпрысков.

— Благодарю.

— Но вы должны кое о чем знать. Церковь пытается обрести былую силу. Вам нужно быть готовыми, когда она вновь спустит своих цепных псов. У нас еще много дел, сын мой.

Жиакомо подождал немного, но было тихо. В конце концов он повернулся и вышел из комнаты. Ему было трудно не перейти на бег, и Жиакомо показалось, что сзади раздался тихий смех, но, должно быть, он ошибся, ведь во Тьме не было места для эмоций, уж это-то он знал. Он собирался выполнить приказ, хотя и не понимал, каковы причины для таких действий. Все эти кражи, подкупы, шантаж, убийства… Жиакомо понимал, что за всем этим кроется какой-то план, но вот что это за план, он разгадать так и не смог. Впрочем, это обстоятельство чуть ли не радовало его — Жиакомо не знал, сможет ли он жить с этим знанием.

Когда ему обещали бессмертие и великую власть, он не знал, какую цену ему придется платить. Ослепленный жадностью, Жиакомо даже не спрашивал об этом. Но цена оказалась высока, и каждую ночь он терял часть былого сознания. Жиакомо чувствовал, что постепенно теряет рассудок. Тьма в нем была неутолима, и она неуклонно пожирала его душу.

38

Запыхавшись, Никколо откинулся на спинку сиденья. Эсмеральда еще на мгновение осталась на нем, а затем перебралась па место напротив и начала застегивать порванную блузку. Когда юноша отвернулся, пряча глаза, она хрипло рассмеялась.

— Теперь ты смущаешься? Стыдишься меня, милый? Было неплохо, правда? Это заставило тебя забыть о той, другой?

— Какой еще другой? — спросил Никколо, поправляя рубашку и штаны.

— Даже не будучи магом, любая женщина поймет, что ты страдаешь от неразделенной любви, глупыш, — невозмутимо ответила Эсмеральда.

Внезапно Никколо стало неуютно в душной карете.

— Я не хочу об этом говорить, — пробормотал он.

Огонь, столь неожиданно вспыхнувший в его душе, погас столь же быстро, как и разгорелся, и теперь юноша не знал, что ему сказать или сделать.

Отдернув занавеску, Никколо выглянул в окно. Карета ехала по улице, где находилась его гостиница. Он постучал тростью в потолок и, когда Карло отодвинул заслонку, приказал остановиться. Если кучер и заметил, что произошло в карете, виду он не подал.