Скотт Вестерфельд - Инферно. Армия Ночи

Я начал было говорить, что точно не знаю, но в этот момент грохот под ногами стал другим — он больше не нарастал непрерывно. И потом изменился еще раз: как будто на нас пахнуло волной воздуха, и сквозь ложный запах бабочек от волос Ласи я ощутил другой, древний и жуткий.

— Кэл?

— Подожди.

Я сделал глубокий вдох. Мерзкий запах усилился, накатывая, точно воздух из решеток подземки под давлением проходящего внизу поезда. И вот тут ко мне пришло понимание, такое же полное и несомненное, как у моих предков, когда они ощущали запах льва, тигра или медведя…

Огромная тварь была уже в пути.

22

ЗМЕИ НА ПАЛОЧКЕ

В следующий раз, когда пойдете к доктору, обратите внимание на пластинки с названием учреждения на стене. Одна из них, обычно самая большая, наверняка будет украшена интригующим символом: две змеи, обвивающиеся вокруг посоха с крылышками.

Спросите своего доктора, что означает этот символ, и вы, скорее всего, получите вот какой ответ: этот посох называется caduceus; знак Гермеса, бога алхимиков, и символ Американской медицинской ассоциации.

Однако это лишь половина правды.

Знакомьтесь: червь под названием ришта. Он водится в водоемах и слишком мал, чтобы видеть его невооруженным глазом. Если вы напьетесь инфицированной риштой воды, одна из этих зверюшек может проникнуть к вам в кишки, а оттуда, с помощью химической магии оставаясь незримой для иммунной системы, в ногу. Там червь сильно увеличится в размерах — до двух футов. И у него народятся детки.

Взрослый ришта, может, и невидим для иммунной системы, но у его деток совсем другая стратегия — они включают все сигналы тревога, какие только смогут. Зачем? Ну, перевозбуждение иммунной системы — коварная, болезненная, опасная вещь. Со всем этим шумом и гамом, учиненным новорожденными риштами, ваша инфицированная нога воспалится. Появятся огромные волдыри, которые заставят вас с криком броситься к ближайшему водоему, чтобы охладить жар.

Очень хитроумно. Учуяв воду, юные ришты вылезут из волдырей, попрыгают в водоем, устроятся на новом месте и станут дожидаться появления следующего невезучего любителя сырой воды.

Ришты проделывают этот трюк на протяжении очень долгого времени. Фактически древние целители еще тысячи лет назад поняли, как избавляться от них. Процедура проста теоретически: взять и вытянуть взрослого ришту из нога пострадавшего. Однако здесь есть одна хитрость: если вытягивать его слишком быстро, он порвется пополам и оставшаяся внутри часть загноится, породив ужасное заражение. Обычно пациент в этом случае умирает.

Вот как это проделывали доктора Древнего мира. Осторожно вытягивали кончик червя и наматывали его на палочку. Потом на протяжении семи или около того дней червя очень медленно вытаскивали, как сматывают леску во время рыбной ловли, пока он весь не оказывался снаружи.

Вот именно, не меньше семи дней. Ни в коем случае не торопиться! Эта неделя станет не самой приятной в вашей жизни, но в итоге тело снова будет служить вам как положено. И еще у вас останется палочка с намотанным на нее червем.

И со временем этот мерзкий «приз» станет символом медицины.

Подумать только, а? Хотя, может, это не такой уж и странный символ. Процедура удаления ришты — первая в истории форма хирургической операции. Скорее всего, в те времена она казалась удивительным подвигом — как-никак, вытаскивали змею из человеческого тела. Может, позже доктор вешал палочку с намотанным на нее червем на стену — просто в качестве доказательства того, что он свое дело знает.

Так что в следующий раз, когда вы пойдете к врачу, не стоит с гадливостью смотреть на трогательный символ древнего целительского искусства. (И не верьте всей этой чепухе о выдающемся боге Гермесе, который тут совершенно ни при чем; все дело в червях под названием ришта.)

23

ЧЕРВЬ

— Оставайся здесь, — сказал я.

— Что случилось?

— Я кое-что унюхал.

Ласи нахмурилась.

— Надеюсь, ты не меня имеешь в виду?

— Нет. Тихо!

Я присел на корточки и прижал ладони к подрагивающей, разрисованной граффити бетонной платформе. Содрогание то усиливалось, то ослабевало, но в целом перемещалось в нашем направлении. Волосы на затылке встали дыбом — я снова, как в подземном мире, услышал висящую в воздухе, трепещущую ноту, тот же самый мощный стон.

— Кэл? Что за черт?

— Думаю, что-то приближается к нам.

— Что-то? Не поезд?

— Понятия не имею, что это такое, знаю лишь, что оно — часть всего этого безумия. Старое, огромное и… все ближе и ближе.

Осыпающаяся табличка указывала в сторону лестницы, но на занятиях говорили, что она в очень скверном состоянии. Оставалось одно — бежать по рельсам обратно к «Юнион-сквер». Но прежде требовалось раздобыть хоть какое-то оружие.

Я проскочил мимо Ласи в туалет, подлетел к кабинке и ударом ноги отломил последние куски дерева, уцелевшие в углу металлической рамы. Выломал семифутовый кусок ржавого железа из осыпающегося цемента и взвесил его на ладонях. Откровенно убийственная штука.

— А как насчет меня? — спросила Ласи.

— Что насчет тебя?

— Мне не нужна дубинка?

— Ласи, этого тебе даже не поднять. Пока ты сверхсилой не обладаешь.

Она бросила на меня сердитый взгляд и подняла с пола обломок ржавой железяки.

— Ну, что бы там ни приближалось, я встречу его не с пустыми руками. Между прочим, воняет, как сама смерть.

— Ты чувствуешь запах? Уже?

— А то! — Она принюхалась и состроила гримасу. — Мертвая крыса на стероидах.

Я удивленно вытаращился на нее. Ласи изменялась быстрее, чем любой когда-либо виденный мной инферн. Как будто новый штамм мутировал с повышенной скоростью, изменяясь при каждом переходе с одного «хозяина» на другого. А может, эта подземная тварь просто очень уж сильно воняла. Сейчас ее зловоние буквально затопило меня, включая по всему телу сигналы тревоги и ярости. Сознание вопило: «Беги!» — но мышцы зудели от страстного желания ввязаться в бой.

И во мне почему-то крепла уверенность, что они получат желаемое. Инстинкт подсказывал — тварь знает, что мы здесь; более того, она нацелилась на нас.

— Пошли, — сказал я.

Хрустя гравием, мы спрыгнули с платформы и очертя голову помчались по пути. Впереди мерцали огни следующей станции, которые странным образом как будто все время удалялись от нас.

Всего четыре квартала, напомнил я себе; ничего, справимся.

Потом я разглядел — через одну из ям, куда рабочие спрыгивают, если видят приближающийся поезд, — тьму несравненно более глубокую, чем сумрак в туннеле подземки. Яма в земле. Когда мы приблизились к ней, на нас обрушился холод, смешанный с чудовищным зловонием, по телу побежали мурашки.