Джо Аберкромби - Красная Страна

Одна из маленьких девочек начала плакать, потому что маленькие дети начинают любить даже ненавистных, если это все что у них есть, и Ро положила руку ей на плечо и сказала «Шшшш», и постаралась быть храброй, когда старик прошелся, чтобы встать, возвышаясь над ней.

Пит сцепил свои маленькие кулачки и сказал: — Не тронь мою сестру!

Мужчина поспешно опустился на колени, так чтобы его лысая голова была на одном уровне с Ро, вблизи он выглядел громадным; он нежно положил одну огромную руку Ро на плечо, другую на плечо Пита и сказал:

— Дети, мое имя Ваердинур, я тридцать девятая Правая Рука Делателя, и я никогда не причиню вреда ни одному из вас, и не позволю никому причинить. Я поклялся в этом. Я поклялся защищать эту священную землю, и людей на ней до последней капли крови и до последнего вздоха, и только смерть остановит меня.

Он достал прекрасную цепь и повесил ее вокруг шеи Ро, и подвеска на ней, покоившаяся на ее груди, была куском тусклого серого металла в форме слезинки.

— Что это? — спросила она.

— Это чешуйка дракона.

— Настоящая?

— Да, настоящая. У нас у всех есть такие. — Он потянулся к своей робе и вытащил свою, чтобы показать ей.

— Зачем мне она?

Он улыбнулся, в его глазах блеснули слезы. — Потому что теперь ты моя дочь. — И он обнял ее и очень крепко сжал.

III

КРИЗ

Город, с менее чем тысячей постоянных жителей, был наполнен таким количеством жестокости, что сама атмосфера выглядела оплодотворенной ароматом мерзости: убийства буйно разрослись, пьянство было правилом, игра — универсальным времяпровождением, драки — отдыхом.

Ад по Дешевке

Криз ночью?

Представьте ад по дешевке. И добавьте побольше шлюх.

Величайшее поселение новых рубежей, рай старателей, долго ожидаемый пункт назначения Сообщества, был втиснут в изогнутую долину, крутые края которой были усеяны пеньками от срубленных сосен. Это было место дикой развязности, дикой надежды, дикого отчаянья; все на крайностях и никакой умеренности; мечты втоптаны в навоз, а новые высосаны из бутылки, чтобы быть в свою очередь выблеванными и втоптанными. Место, где необычность была обыденностью, а заурядность неестественной; и смерть могла прийти завтра, так что лучше было получить все веселье сегодня.

Город в его грязных границах состоял по большей части из жалких палаток, вид внутри которых оскорблял взгляд через развеваемые ветром тряпки, закрывающие вход. Здания были небрежно сделаны из расколотых сосен и высоких надежд, поддерживались пьянчугами, валявшимися с обоих сторон; женщины рисковали своими жизнями, наклоняясь с шатких балконов и заманивая желающих потрахаться.

— Он стал больше, — сказала Корлин, глядя сквозь влажный затор, забивший главную улицу.

— Намного больше, — проворчал Савиан.

— Хотя не сказала бы, что лучше.

Шай попыталась представить, что может быть хуже. Парад сумасшедших кружил вокруг них через разбросанную всюду грязь. Лица как из какого-то кошмарного представления. В городе постоянно какой-то безумный карнавал. Пьяную ночь раскалывало неестественное хихиканье, стоны удовольствия или ужаса, крики ростовщиков и фырканье скота, скрип старых кроватей и пиликанье старых скрипок. Все сливалось в отчаянную музыку; не было двух одинаковых тактов, сочившихся через неподходящие двери и окна; рев смеха на шутку или на хороший поворот колеса рулетки сложно было отличить от рева гнева на плохие карты.

— Небеса милосердные, — пробормотал Маджуд, прижимая к лицу рукав от вечно меняющейся вони.

— Достаточно, чтобы человек поверил в Бога, — сказал Темпл, — И что Он где-то в другом месте.

Во влажной ночи виднелись руины. Колонны нечеловеческих размеров высились по каждой стороне главной улицы, такие толстые, что три человека не смогли бы обхватить их, сцепив руки. Некоторые обвалились у основания, некоторые были срублены на десять шагов кверху, а некоторые все еще стояли такие высокие, что вершины терялись в темноте наверху; движущиеся факелы выхватывали запятнанную резьбу, письмена, руны на алфавитах давно забытых веков, напоминания о древних событиях, победителях и проигравших, в тысячелетней пыли.

— Каким раньше было это место? — пробормотала Шай, у которой шея заболела от смотрения вверх.

— Чистым, надо полагать, — сказал Ламб.

Лачуги росли вокруг этих древних колонн, как буйные грибы из стволов мертвых деревьев. Люди строили на них шатающиеся леса, вырезали наклонные подпорки, вешали веревки с крыш и даже перебрасывали дорожки между ними, вплоть до того, что некоторые лачуги были полностью скрыты под этими корявыми конструкциями, и, казалось, были превращены в кошмарные корабли, стоящие на тысячи миль вокруг, украшенные факелами, фонариками и яркой рекламой всех мыслимых пороков; все такое ненадежное, что можно было видеть, как здания шевелятся, когда дует ветер.

Долина открылась, когда остатки Сообщества пробирались своими путями дальше, и основное настроение усилилось во что-то между оргией, бунтом, и вспышкой лихорадки. Бражники с дикими глазами спешили ко всему этому, открыв рот, стремясь продраться сквозь время веселья до восхода, словно жестокость и дебоши не будут там с утра.

У Шай было чувство, что будут.

— Это как битва, — проворчал Савиан.

— Но без сторон, — сказала Корлин.

— Или победы, — сказал Ламб.

— Лишь миллион проигрышей, — пробормотал Темпл.

Люди ковыляли и шатались, хромали и крутились, походками гротескными или комическими; упившиеся сверх меры или искалеченные на голову или тело, или полубезумные от долгих месяцев, которые проводили, копая в одиночку в высоких краях, где слова были лишь памятью. Шай направила лошадь вокруг мужика, брызжущего всюду, и на свои голые ноги, его штаны были у лодыжек в грязи, в одной качающейся руке был член, в то время как в другой он мусолил бутылку.

— Где черт возьми ты начнешь? — Услышала Шай, как Голди спрашивает сутенера. Он не ответил.

Конкуренция была скромной, ага. Женщины были всех форм, цветов и возрастов, сидели развалившись в национальных костюмах разных наций и демонстрирующих плоть акрами. Гусиную кожу в основном, поскольку погода становилась прохладной. Некоторые ворковали, жеманно улыбались, посылали воздушные поцелуи; другие в свете факелов визжали неубедительные обещания насчет качества их услуг, остальные отвергали даже такую скудную нежность и демонстрировали бедра вслед проезжающему Сообществу с самыми воинственными выражениями. Одна спустила пару качающихся покрытых венами сисек свисать через перила балкона и кричала: