Руслан Мельников - Алмазный трон

— Ты будешь служить мне, ибо отныне я твой князь, — твердо и без запинки произнес Кощей.

Тимофей слушал и не верил собственным ушам. Точно: закрой он сейчас глаза — не отличил бы голос Кощея от голоса Угрима. Один и тот же голос! Но только голос. Все остальное — другое. Не Угрим Ищерский разговаривает сейчас с ним, а тварь иного мира.

— Ты давал клятву служить, — продолжал Кощей голосом князя-волхва. — Ты трижды сказал «да».

Тимофей яростно тряхнул головой:

— Я дал клятву Угриму!

— Ему? В самом деле?

Насмешливая улыбка Кощея или, быть может, магия навьей твари пробудила воспоминания. В голове прояснилось. Тимофей отчетливо вспомнил тот разговор с Угримом. Те вопросы и те ответы. Князь спрашивал тогда, готов ли он. Готов ли служить…

«— Готов ли служить мне, и только мне, Тимофей? — спрашивал его князь. — Что скажет твое сердце?

— Да, готов, — отвечал он. — Я был верен тебе до сего дня и буду верно служить впредь.

— Служить МНЕ? Служить всегда и во всем? Служить, невзирая ни на что? Служить, не препятствуя и не причиняя мне вреда? Подумай, прежде чем дать ответ. Сказанное сейчас свяжет тебя сильнее, чем все прежние клятвы. Сейчас ты либо переступишь порог сокрытого Знания, либо останешься в счастливом неведении.

— Да, служить тебе. Всегда. Во всем. Ни на что невзирая. Не препятствуя и не причиняя тебе вреда. Даю в том слово.

— Ты уверен?

— Да…»

Он сказал «да». Трижды сказал. Все верно, все так и было! Но именно так, как он помнил, и никак иначе!

— Я дал клятву Угриму, — вновь упрямо пробормотал Тимофей.

Кощей покачал головой:

— Тебе кажется так, но это не значит, что так было.

— Было так!

Голова навьей твари снова качнулась из стороны в сторону. С губ Кощея не сходила улыбка.

— Ты считал, что говоришь со своим князем, но откуда тебе было знать, кто в тот момент разговаривал с тобой его устами?

— Не путай меня! — Тимофей тряхнул головой. — Я говорил с Угримом, и Угрим говорил со мной! У князя в тот момент была своя голова на плечах!

— На плечах — да. Но моя голова была под его плечами. В нем. На его спине. В его горбу. К тому времени она уже владела им полностью. Мои мысли были в его голове, и мои слова — в его словах.

Разве такое возможно? А собственно, почему нет? Тимофей сам ведь попадал под чары Арины. Так с чего он взял, что чего-то похожего не могло случиться с Угримом. На всякого хитреца найдется своя хитрость. На всякого чародея — свое чародейство.

— Я говорил его речами. Я управлял его деяниями и его поступками. Но это стало возможным еще и потому, что с самого начала мы с ним во многом были похожи.

«С самого начала? — билось в голове Тимофея. — С самого? Начала?»

— Твой князь больше, чем кто-либо другой, подходил для моих замыслов. Поэтому я и выбрал его. Еще там, в северных землях, на дне провала. Когда твой князь был отроком. Когда он не прошел испытание Шамана-Хранителя своего племени.

Вот оно что. Вот оно как…

— Потом мы с ним долго были едины. Это еще больше усиливало нашу схожесть. Вернее, это делало его похожим на меня. Я помогал Угриму, я вел его к цели. К нашей общей цели. Чтобы позже он помог мне. Поэтому именно он стал ищерским князем. Именно он отыскал мою тронную залу. И именно он собрал воедино части меня. Но теперь князь сослужил свою службу. И мне нужны новые слуги. А ты — хороший, преданный, проверенный слуга. Поэтому убивать тебя я не буду. Полезным людям я позволяю жить. Во всяком случае, до тех пор, пока они не становятся бесполезными.

Тимофей молчал, осмысливая услышанное. А ведь Угрим действительно искал Черные Кости с той же одержимостью, с какой делал бы это сам Кощей. И в итоге князь оказался успешнее прочих искателей.

Кощеевы глаза смотрели на него не моргая.

— Ну? Теперь ты понимаешь, что у тебя нет выбора? Что ты обречен служить тому, кому дал слово служить?

Тимофей отступил на шаг:

— Даже если это так, я беру свое слово обратно.

— Э-э-э, нет, — качнул головой Кощей. — Сказанного слова не запихнуть назад в глотку. Особенно если это слово верности. Особенно если это слово дано мне. Нужно быть осмотрительнее в своих словах и клятвах. Никогда, слышишь, никогда нельзя клясться кому-либо или чему-либо служить во всем. Со временем многое может открыться. И многое может измениться. Со временем служба может оказаться совсем не той, на какую ты рассчитывал. Так что лучше вообще никому не обещать никакой службы. Впрочем, тебя этот совет уже не касается. Ты уже сказал свое слово. И что-то менять для тебя слишком поздно.

— А вот это мы сейчас увидим! — процедил Тимофей.

Клятва? Плевать на клятву! Слово? Плевать на слово! Трижды сказанное «да»? Да хоть тридцать раз по трижды! Все равно! Пле-вать!

Его скрученный спиралью меч был сейчас бесполезен. Но вокруг полно другого оружия. Тимофей бросился к длинному латинянскому мечу, валявшемуся неподалеку.

Говорят, Кощей бессмертен и его невозможно убить. Но Тимофею сейчас было плевать и на то, что говорят.

Это казалось безумием. Никчемной глупостью и полнейшим безрассудством. Любой чародей средней руки наверняка опередил бы его и легко остановил бы боевым заклинанием, а Кощей был явно не из середнячков. И все же он не сотворил даже простенькой защитной волшбы.

Кощей неподвижно сидел на троне и улыбался в лицо Тимофею.

Тимофей поднял меч, шагнул вперед.

«Сдохни, тварь! Или убей меня!»

А Кощей все улыбался. Не колдовал.

Однако проверить, так ли уж неуязвима для боевой стали навья плоть, Тимофею не удалось. Жгучая боль, хлынувшая откуда-то изнутри, вдруг пронзила правую руку и разлилась по телу.

Ладонь, сжимающая рукоять меча, разжалась. Онемевшие пальцы распрямились. Меч выпал. Сознание помутилось.

Тимофей обнаружил себя лежащим на полу. Эхо его вопля еще металось по тронной зале. Левая рука обхватила правую.

Боль уходила медленно, тугими нервными толчками. А когда наконец она ушла, остались странное оцепенение в мышцах и пустота в голове. Тимофей не мог шевельнуть даже пальцем. И уже было ясно: ЭТО будет проходить дольше. Гораздо дольше, чем первая волна боли.

— Это не моя магия, — вновь раздался голос Кощея, так похожий на голос Угрима. — Это твое слово верности. Ты не сможешь поднять на меня руку. И ты будешь служить мне во всем. Как обещал.

Это был не вопрос. Это было утверждение.

Тимофей застонал сквозь стиснутые зубы. Неужели правда? Неужели все, что рассказывает ему тварь, правда? Но как?! Но почему?! В голове ТАКОЕ не укладывалось!