Александр Прозоров - Потрясатель вселенной

— Может, крестьяне просто не желают умирать ради нескольких монеток? С тяпкой на пику не кинешься, свежую жизнь из погреба не достанешь. Если хозяйство уцелело, то и деньги вернутся…

Но воительница не слушала:

— Представляешь, оказывается, тут негде жить! Я думала, Китай — это толпы народа, возделанные поля, большие города и красивые замки с пагодами. В общем, как у нас, зелень от края и до края. А оказывается, здесь только камни и песок между горами. И кучка запрятанных по долинам оазисов. Где деревня, где две. Городов, как я понимаю, тут пара штук на полстраны, не больше. Нет, ну в оазисах, конечно, хорошо. Сады, каналы, рис и буйволы. Где побогаче, там и пагоды имеются, что пожарные каланчи. Только красивее, конечно. В общем, тоска. В Египте когда-нибудь бывал? Сахара.

— За ущельем еще долина, уважаемая, — попытался поспорить Джебе. — Там много селений и полей, там есть города…

Но мысли Роксаланы уже убежали в сторону:

— Рыба! Копченая! Ну ты буржуй… Сам ешь, никого не угощаешь!

— Дай вставить хоть слово! — взмолился Олег. — Тебе ведь приглашение сказать не получается.

— Будем считать, я его услышала и приняла, — присела на кошму перед угощением девушка, отковырнула небольшой кусочек, и на берегу наконец-то наступила тишина. Между тем нукеры подносили и подносили всяческую снедь: яблоки, сливы, вишню, лепешки, рис, плов, пиалы с курагой, кувшины с какими-то напитками. Роксалана благодарно кивала.

— Прошу вас, друзья, — пригласил Середин, когда места для мисок и пиал на ковре не осталось. — Давайте за успех выпьем. Дался он тяжело, но мы все-таки здесь.

— За Тенгизхана! — с готовностью ответил Джебе и крикнул своим нукерам: — Тенгизхану ура! С ним мы монголы! Монголы!

— Ур-ра!!! Ур-ра!!! — с искренним восторгом подхватили воины.

Пир затянулся допоздна, и хотя солнце уже покатилось к закату, Олег все же решил двинуться дальше. Чабык его поддержал — преданному воину хотелось увести Тенгизхана подальше от города. Мало ли что…

Сотни помчались галопом — чего лошадей жалеть, коли скоро отдохнут. Верст пять промелькнули за считанные минуты, как вдруг Олег ощутил знакомый, родной запах и увидел одинокий домик, стоящий посреди рубинового от ягод вишневого сада. Он потянул левый повод, уходя от озера, разглядел за домом каменную трубу и, осадив скакуна, спешился.

В доме было тихо, окна закрыты ставнями, двери заперты. Похоже, хозяева предпочли скрыться при первом известии о набеге. Не захотели рисковать. Но не жилище интересовало ведуна, а труба за ним, в саду. Он прошел по устланной мелкими известковыми пластинками дорожке, обогнул беседку, обнесенную канавкой, в которой плавали бело-красные карпы, толкнул дверь мастерской и с наслаждением втянул угольный запах:

— Кузня! Так я и знал. Что еще всегда строят на отшибе, подальше от жилья, если не огнедышащую кузницу? — Он прошел по мастерской, провел ладонью по развешанным на стене молоткам, клещам, пробойникам и оправкам, проверил мех, заглянул в яму под верстаком, полную угля, примерился к кувалдам.

— Мы ночуем здесь, Тенгизхан? — заглянул следом Чабык.

— Нет, друг мой, мы здесь поселимся. В доме поселимся. Если я понадоблюсь, меня легко будет найти. А бегать по деревням и ущельям мне не хочется.

— Да, Тенгизхан, — склонил голову кочевник. — Я прикажу двум сотням остаться у дороги, а остальных поставлю в саду.

У Олега просто руки чесались, так хотелось запалить горн, взять в руки кувалду… Но снаружи уже смеркалось, а свет у хозяина в кузне предусмотрен не был. Пришлось отложить удовольствие до утра.

На рассвете он примчался сюда еще до завтрака, еще раз оценил инструмент, насыпал в горн уголь, пошарил среди накрытых промасленной тряпицей слябов.[9] По виду они были почти одинаковые: чистые, блестящие. Совсем новенькие. Перед стопкой лежал иссеченный мелкими царапинами, черный камень. Олег взял его, ударил по одному слитку, другому, третьему.

— Уже стучишь? — появилась в дверях Роксалана, широко зевнула. — Хоть бы рюмочку чая выпил, что ли. Как тебе это не надоедает? В горах стучал, тут при первом же горне сразу с ума сходишь.

— Кому что, красавица! — Олег достал кресало, выбил искру на мох, раздул, добавил пару петелек бересты, а когда она занялась, бросил в горн, добавил несколько щепок, прикрыл сверху углем. — Тебе нравится рубить, а мне ковать.

— Во дает! Его ханом ханов выбрали, а он мелким ремеслом пытается промышлять.

— Что ты тут делаешь, Тенгизхан? — появилась за спиной воительницы Урга.

— Дурака валяет.

— Чего?

— Колдую… — Олег несколько раз качнул мехом, потом прикопал занявшиеся угольки глубже, добавил сверху других.

— Это как?

— Как умею. — Он качнул еще воздуха, поправил угли, качнул снова. Подождал, пока кучка займется, разровнял, насыпал сверху еще два слоя. Вернулся к слябам, принялся простукивать их черной битой.

— Что ты делаешь, Олег? — Оказывается, шаманка была еще здесь.

— В железе разбираюсь. От какого слитка искра долгая и темная — то углерода мало. Если пучок коротких — то много. Ну и еще масса промежуточных вариантов.

— А какое лучше?

— Плохого железа не бывает, Урга. Бывает глупый мастер, применивший не тот тип для своей цели. Твердое железо хорошо режет, не тупится, оно прочное. Но от удара, нагрузки может расколоться, как стекло. Мягкое не колется никогда, но быстрее тупится, может согнуться. Если тебе нужно резать, то хорошо первое, если бить — то второе. Хорошо бы еще литиевые присадки использовать, чтобы упругости добиться. Но здесь таких нет…

Олег наконец-то сделал выбор и перекинул в горн сразу два сляба. Заработал мехом. Дождался, пока слябы покраснеют, перекинул по очереди на наковальню, расклепал в длинные полосы, бросил обратно.

— Вы все еще здесь? — заглянула в кузню Роксалана.

— Не мешай, железо испортишь! — пару раз качнул мехом Олег, чуть выждал, качнул еще, доводя заготовки до ослепительной белизны. — Тут температуру нужно держать точно, тысячу триста — тысячу четыреста градусов. Недогреешь — не сварится. Перегреешь — пережог будет, вещь можно в мусор выбрасывать. Все едино не прокуешь — крошиться станет под молотом, как рафинад.

— Тоже мне, хирург за работой, — хмыкнула воительница и опять ушла.

Ведун присыпал полосы флюсом из белого кварцевого песка, дал еще прогреться, одну за другой перебросил полосы на наковальню, сильными ударами молота проварил по всей длине, вернул в горн и перевел дух:

— Можно делать перерыв. Пошли и правда поедим.