Ветер странствий (СИ) - Ольга Ружникова
Самая красивая история в реальности может обернуться кошмаром. И маленькая илладийка никогда не понимала тех, кто жаждет родиться в другое время. Вечные проблемы — всегда одни и те же. А кто думает, что в ином веке оказался бы в совсем другой роли — заблуждается и лжет сам себе. Там мы были бы теми же, что и теперь. Если тебе лень сделать что-то здесь и сейчас — бесполезно лгать себе, что в другом мире у тебя резко заведутся причины. Если здесь ты — спивающийся неудачник, то и там останешься им же.
Разница — в мечах вместо шпаг. И в сплошных мрачных каменных крепостях вместо удобных замков с большими окнами. Больше грязи и меньше удобств. Никакой философии и поэзии, почти никаких законов. Кроме права сильного.
Правда в этом отношении мало что изменилось и с веками.
И в любой легенде есть герой (а еще лучше — целая команда), что вовремя приходит на помощь слабым и обиженным судьбой и злодеями. А в жизни единственный герой — ты сам. Герой или жертва. Потому как посторонние спасители не приходят. Не появляются ниоткуда. Твоим близким искать тебя слишком далеко, а посторонние выручать не станут. У них найдется куча собственных забот. И никто не хочет лишних проблем. За редкими исключениями, но те сами долго не живут.
Кстати, если удастся выжить — надо будет и сказки перечитать внимательнее. Там кто-то хоть раз спасал незнакомых людей, да еще и бесплатно? Или все рвались в бой лишь за друзей и близких? А если и ввязывались за кого чужого, то или в полкоролевства свои услуги ценили, или в дочь короля. А особо наглые требовали то и другое.
И всё равно илладийские сказки о принцессах и рыцарях — лучше других. Или северные — про охотников и диких зверей. В них нет потусторонней жути Востока и Юга.
Что за зелье ты дала беззащитным детям, Элгэ? Почему они все, один за другим, как заведенные встают с примятого песка? Что за больной, лихорадочный блеск в их глазах?
Если это — особо изысканная шутка Кровавого Пса, и именно зелье на самом деле и сводит с ума — для мерзавца будет мало одной смерти.
Но чего тогда заслуживаешь ты — уговорившая наивных девчонок и мальчишек выпить эту дрянь?
Глава 9
Глава девятая.
Квирина, Сантэя.
1
Кричат зрители — дико и исступленно. Кто-то из юношей рычит удовлетворенным зверем. Из девушек — пока нет.
А одна из девчонок не выпила-таки зелье. Потому что вдруг улучила миг и ринулась бежать. Увы, заметили преторианцы — развернули назад. Прямо в руки гнавшемуся за ней парню. Элгэ видела это через плечо Поппея. Тот как раз заваливал ее саму на золотистый песок арены. Грязно-золотистый. Впивается в тело сквозь тончайший шелк туники! Неужели когда-то Элгэ нравилось заниматься любовью на пляже? Неужели ей вообще это когда-то нравилось?
Багровое небо бьет в глаза. Слепит закатом.
Вокруг — звери. Сытые и насыщающиеся. И оставшийся голодным Поппей.
Если б он спросил обо всех эффектах второго зелья — Элгэ не стала бы отвечать. Но он и не спросил. Утонченный садист знал, что она сама пила то же самое.
Только женщине вовсе не обязательно испытывать желание вместо легкой вялости. А вот мужчине…
— Если проговоришься!.. — в бессильной ярости шипит он.
Элгэ криво усмехнулась:
— Будь спокоен, господин и повелитель.
Если и проговорится — тебе будет уже всё равно…
2
Жизнь возвращается кровавым туманом. А сквозь него чернеет небо. Самое прекрасное на свете… Роджер думал, что больше никогда его не увидит! За что судьба пощадила его и не пожалела более достойных?
Чернеющее небо, золотые глаза звезд… И грубый, злющий голос над головой:
— Он это. Точно он! Вот разукрасили гада… сволочи! Уроды!
И кто же, по мнению Керли, больший гад и сволочь — Роджер или те, кто разукрасил? Он сейчас даже готов это спросить. И даже ехидно. Раньше Роджер вообще умел язвить. Он тогда много что умел. А теперь — трудно даже говорить…
Ревинтер всё же попытался уточнить — громко и язвительно.
— Чего он там шепчет? Ни змеи не разобрать… Эй, Ревинтер, пищи громче! Постарайся!
— Роджер, — это уже голос Тенмара. Спокойнее прочих.
Неужели это его когда-то называли Яростным Анри? Много лет подряд?
Слава Творцу, здесь полковник… подполковник! Вот уже и сам путать начал… Хотя если б сын Дракона не угодил в Квирину — сейчас был бы уже генералом. Такие к тридцати становятся маршалами.
А подобные Роджеру — никем. Разве что подлецами и негодяями.
Жесткие руки — одни узлы и мышцы — приподнимают. Вливают в горло жгучую горечь:
— Терпи, ревинтеровская морда!..
Ну и зол же Керли!
— Капитан Николс, что с вами случилось?
Ты еще «доложите по форме!» скажи.
— Роджер?
Вспомнил, что кое-кого бесполезно тыкать в офицерское звание?
— Марка схватили…
Он это кричит или опять едва слышно шепчет?
Или и вовсе — не слышно? Судя по напряженным лицам вокруг. Это даже сквозь туман видно. Кровавый такой, густой…
А еще где-то в вышине чернеет небо. А сквозь него мягко сияют золотые глаза. Добрые, как в детстве. Высоко-высоко…
Надо кричать громче! Пищать…
— Марка схватили, Сильвию — тоже. Андроник… заставит их участвовать в… какой-то гадости… Их надо спасти… Тенмар, пожалуйста!.. Сильвия — сестра Марка… в доме Помпония Андроника… — еще успел пробормотать Роджер.
В непроглядно-черный занавес, скрывший лицо Анри.
Теперь можно и умереть. Уже можно всё…
3
Центурион отошел в сторону. Подчеркнуто не слушая разговоров. И, может, даже и не слыша. Так еще честнее.
— Анри! — Рауль — серьезен, как Арно Ильдани и кардинал Александр вместе взятые. И мрачнее десятка Кевинов. — Ты же не хочешь сказать, что мы пойдем отбивать этого квиринского патриция и его сестру прямо из особняка Луция Помпония Андроника? Ты понимаешь, что ждет застигнутых на таком гладиаторов?
— Если только убить всех слуг в доме Андроника, — невинно добавил Кевин. — Я хотел сказать — всех, кто нас видел.
— Никаких слуг. Только если стражу, защищающую хозяев, — серьезно усмехнулся Тенмар.
И — прямо в изумленные лица друзей:
— Рауль, именно из-за того, о чём ты упомянул, никакие гладиаторы в особняк Андроника и не вломятся. По крайней мере, сегодня. Туда вломятся воры и грабители в масках. В количестве.
И уже искреннее и веселее — насколько получилось:
— Сегодня ночью патриция
