Кеннет Бёг Андерсен - Ошибка кота Люцифакса

Филипп улыбнулся:

— По-видимому, очень утомительное это дело — умирать.

— Ты спас его. — Сатина подошла к Филиппу и взяла его руку. — Понимаешь ты это или нет? Ты спас его в самое последнее мгновение!

«И себя тоже, — подумал Филипп, когда увидел свое отражение в ее голубых глазах. В них было видно, что его рога стали меньше. — Я спас и себя. В самое последнее мгновение».

45

Блёкнущий ангел

На следующую ночь, после того как Филипп и Сатина спасли жизнь Люцифера, Город Дьявола преобразился. Ушла смертная тоска, тяжелой тучей висевшая над ним.

Это была последняя ночь Фестиваля Пакостей, и настроение жителей радикально переменилось. Опять появились гирлянды, открылись киоски, на улицах раздавались крики, вопли, визг. Стреляли из рогаток, завязывали шнурки на парах обуви, перемешивалось содержимое солонок и сахарниц и так далее, и так далее.

На каждом шагу происходили шутки всех видов. В одну из бочек пива кто-то подсыпал слабительного, и те, кому довелось выпить как раз из этой бочки, издавали на улице такие звуки, которые могли оглушить даже взрослого слона.

Причиной перемен стало сообщение, поступившее ночью из Замка о том, что отмена праздничного ужина аннулируется. Будет проведен Большой праздник — как говорили, самый большой во всей дьявольской истории. Выражалось сожаление Властителя о неразберихе последних ночей. Во время обеда все будет разъяснено.

Филипп находился у себя в комнате. Его разбудили сообщением о том, что Люцифер хочет его видеть.

Когда Филипп вошел, Дьявол сидел на кровати. Было видно, что Люциферу значительно лучше. Если бы не полысевшая голова и сломанные рога он выглядел бы совсем здоровым. Щеки его стали более свежими, дыхание свободным. Взгляд черных глаз был серьезным.

— Кто это сделал? — спросил он. Остатки ржавчины в голосе исчезли. Сатана превратился в острый разящий клинок. — Расскажи мне все!

Пока Филипп рассказывал, Люцифер сидел неподвижно, словно каменная статуя. Ни разу на его лице не отразилось ни изумление, ни шок, ни гнев. Его лицо было маской.

И только тогда, когда Филипп рассказал, как все выяснилось — как он выстрелил из рогатки в Сатину и Азиэля, а они оказались Люцифаксом и Грумске — маска исчезла.

Люцифер посмотрел на Филиппа и улыбнулся как-то смущенно:

— Ты знаешь о нашем маленьком фокусе?

Филипп кивнул.

— Так вот почему твои рога стали меньше! Ты опять подружился с Сатиной!

Филипп еще раз кивнул.

Дьявол пожал плечами и развел руками. Смущенная улыбка исчезла, он нисколько не раскаивался.

— Мне это было нужно, Филипп. Иначе я никогда не разбудил бы в тебе дьявола. Надеюсь, ты это понимаешь.

На этот раз Филипп не кивнул. Но и не покачал головой.

После этого Люцифер попросил оставить его на время в покое. Он все еще чувствовал усталость, которая усилилась из-за мыслей, появившихся у него во время рассказа Филиппа.

— А что с Азиэлем? — спросил Филипп перед тем, как уйти.

Люцифер бросил на него взгляд, тяжелый как буря во время грозы.

— Я им займусь, — ответил Сатана.

Филипп встал со стула и подошел к зеркалу. За это время изменился не только Люцифер. Рога и хвост Филиппа составляли теперь не более половины их прежней длины. Он все еще мог пошевелить хвостом, но уже не мог контролировать его движения.

Он попробовал расправить крылья, но они не отзывались. Висели мешком у него на спине: Филипп почувствовал разочарование.

Зло в нем постепенно исчезало, и он был этому рад. Ему уже не казалось, что хорошо иметь рога и хвост. Вид у него с ними был довольно глупый. А вот летать было так приятно. Это была, свобода.

Филипп надел плащ и вышел из комнаты. Он хотел посмотреть на город, почувствовать его праздничное настроение. Спускаясь по лестнице, он перепрыгивал через две ступеньки, а в конце съехал по перилам.

— Сначала туда, потом сюда, потом опять туда! — прозвучал сердитый голос, когда Филипп шел по коридору в сторону двора. — Проклятье! Если не знать, то можно подумать, что они устроили все это, чтобы уморить старую повариху!

Равина вышла из бокового коридора с двумя большими мешками картошки на плечах.

— Сначала говорят, будет праздник. Потом говорят, не будет праздника. А теперь, черт вас всех побери, снова говорят, что будет праздник, — брюзжала повариха. — Все припасы пришлось вернуть в кладовку, а теперь — здрасьте вам! — тащите все назад, наверх. А кто будет помогать? Да никто! Все заняты разной дурью, потому что праздник, и — пожалуйста! — делай все одна!

Неожиданно она повернула голову и посмотрела прямо на Филиппа как будто все время знала, что он тут рядом.

— Одна! — фыркнула Равина еще раз. Повернулась к Филиппу спиной и направилась в сторону кухни.

— Равина подожди! — крикнул Филипп и побежал за ней.

— Что ты хочешь? — Не останавливаясь, со стонами и кряхтеньем кухарка продолжала идти по коридору.

Я хочу… Это было не… Я не мог… — Он вздохнул и пожал плечами. — Я хочу извиниться!

— Извиниться? — холодно повторила она, и он съежился под ее суровым взглядом. — Ты хочешь извиниться?

— Да. — Он кивнул. — Хочу извиниться.

Он хотел уже повернуться и уйти, когда Равина сбросила с плеч мешки с картошкой, схватила его и прижала к себе.

Испуганный крик Филиппа затих в ее яростных объятиях.

— Мне не нужны никакие извинения, дружок, — хлюпая носом, сказала повариха и принялась его тискать. — Никакие извинения не нужны! Ты вел себя как настоящий дьявол!

Наконец она отпустила его и Филипп отошел на несколько шагов в страхе, что она снова начнет мять его в объятиях.

— Так ты на меня больше не сердишься? — спросил он.

Равина покачала головой, отчего заколыхался ее тройной подбородок.

— Люцифер все мне объяснил, когда я принесла ему поесть. Он — настоящий злой старый дьявол и таким образом играет с чувствами людей. Ему бы постыдиться! Но хватит болтать! Почему ты не спустишься в кухню и не перекусишь, Филипп? Я кое-что приготовила специально для тебя. Яйца василиска всмятку и все прочее.

От упоминания еды живот Филиппа взбунтовался. Он ничего не ел со вчерашнего дня. И сейчас был здорово голоден. Но на еду не было времени.

— Это может подождать, — сказал он.

— Подождать? — воскликнула Равина так, что эхо промчалось по длинному коридору. — Ну уж нет, пусть тебе даже грозит самая сладкая смерть, ждать нельзя. Я же прекрасно слышу, как урчит твой голодный живот…

— Подождет, — повторил Филипп. Он взвалил один их двух тяжелых мешков на плечо. — Сначала надо сделать другое.