Филипп Керр - Джинн в плену Эхнатона

— В этом нет необходимости. Уложение восемнадцать. Родственные связи. Поскольку мы родственники, мне не нужно за ваше спасение никаких наград.

Нимрод с наслаждением затянулся и выпустил колечко дыма в форме угрожающе поднявшей голову кобры.

— Но как ты понял, что Иблис вселился в госпожу Кёр де Лапен? — спросила Филиппа.

— Естественно, благодаря ленте. Она же в точности той расцветки, что и лента Эхнатона на фреске в гробнице… Впрочем, был и еще один признак.

— Какой?

— Собственно, ты, Филиппа, мне его и подсказала.

— Что подсказала? Когда?

— Помнишь слово, которое выдохнул перед смертью скорпион, стороживший меня в гробнице Эхнатона?

— Скроллинг?

— Да, тебе показалось, что перед тем, как сгореть в огне, он сказал «скроллинг». На самом же деле он сказал другое, но очень-очень похожее слово. Кролик.

— Кролик?! — воскликнул Джон. — Ну конечно! Лапен же по-французски «кролик»!

— Вот-вот, и я о том же, — кивнул Нимрод. — Иблис дьявольски умный, но и страшно ленивый джинн, голову ломать не любит. Я так и думал, что слово, которое он дал Хусейну Хуссауту, чтобы тот посадил меня под замок, станет простым ключом к разгадке всей этой тайны. Но связать слово «скроллинг» с госпожой Кёр де Лапен я смог, только когда понял, что первую букву, «с», надо отбросить. Он же просто со свистом выпускал воздух.

— Ну ладно, Иблис пойман, — прервал его Джон. — А остальные ифритцы? Палис-пятколиз, например?

— Они теперь остались без вождя и не осмелятся нас тронуть. Ифритцы ведь по натуре большие трусы. — Нимрод покачался на пятках, затянулся и выпустил целый столб дыма, который, дойдя до потолка, разделился на грозди и рассыпался фейерверком. — Это салют победы! Вы даже не представляете, как важна наша сегодняшняя победа! Пусть мы пока не нашли пропавших джинн Эхнатона, но вторая по важности задача решена! Мы не дали найти этих джинн нашим соперникам, клану Ифрит.

— Кстати, — сказала Филиппа. — У меня тут на досуге появилась мысль, где можно поискать этих джинн. Пропавших джинн Эхнатона.

Нимрод удивленно замер. Пепел с кончика его сигары упал на пол.

— Где же?

Филиппа присела на корточки возле его неудобного стула и подобрала с пола книгу об Эхнатоне, которую читала госпожа Кёр де Лапен. Вынув вырванную из журнала или каталога страницу, которая служила здесь закладкой, девочка протянула ее Нимроду.

Джон с дядюшкой уставились на четыре цветных фотографии, каждая из которых изображала в разных ракурсах один и тот же предмет: что-то вроде трости или посоха около шестидесяти сантиметров длиной, с массивным ромбовидным набалдашником длиной сантиметров семнадцать-восемнадцать и толщиной до десяти.

— Это скипетр египетских царей, так называемый сехем. Фараоны и их ближайшие вельможи имели право носить такие скипетры как символ власти. Когда высокопоставленного покойника клали в гробницу и снабжали множеством необходимых вещей для жизни в загробном мире, над ними обязательно взмахивали сехемом, чтобы власть умершего над этими предметами не иссякала. — Филиппа пожала плечами. — Я за последние дни… за последние пятнадцать минут такого поначиталась!

Нимрод ласково улыбнулся племяннице:

— Умница. Но я все равно не понимаю, как этот скипетр поможет нам отыскать пропавших джинн.

— В этой книге есть еще одно изображение сехема. Кто-то обвел его в кружок. Предположим… я не утверждаю наверняка… но предположим, это сделал Иблис. Или госпожа Кёр де Лапен под его руководством. Это означает, что Иблис проявляет к этим скипетрам особенный интерес.

— Продолжай, — сказал Нимрод.

— Значит, во-первых, эта книга. Во-вторых, в репортаже об ограблении Египетского музея говорилось, что взломщики пытались вскрыть несколько царских скипетров.

— Да, помню, — задумчиво сказал Нимрод. — Но они вскрывали все подряд — кувшины, канопы, любые емкости.

— А может, это был отвлекающий маневр? Специально, чтобы об этом написали в газетах и мы сбились со следа? А охотились они именно за скипетрами?

— Ну ладно, допустим. А зачем им понадобилось вскрывать скипетры?

— Когда мы были в гробнице Эхнатона, — сказала Филиппа, — на этой настенной картине, на фреске, фараон поднял царский скипетр и простер его над головами семидесяти джинн. Помнишь, из верхней, утолщенной части скипетра словно шли солнечные лучи и падали на каждого из тех, что склонились перед фараоном?

— Конечно помню.

— Вот теперь мы добрались до моего третьего доказательства. Оно связано со словами Иблиса. Когда он собирался отравить нас в бутылку из-под бренди, он сказал, что нам повезло. Мол, просторное жилище, не то что его шариковая ручка или полость для яда внутри его трости. Это и навело меня на мысль. Вдруг в широкой части скипетра тоже есть полость? И разве фараону не захочется упрятать в это замечательное место тех семьдесят джинн, благодаря которым он обрел такое могущество? Не в какую-то банку или бутылку, а прямо в скипетр, в символ этого могущества? Я успела побывать только в бутылке из-под бренди и скажу, что там семьдесят джинн поместятся без труда. Значит, с таким же успехом они поместятся и внутри набалдашника, на котором написаны все эти иероглифы.

— Вообще-то скипетр-сехем связан с культом Осириса. Осириса даже иногда называли Великим Сехемом. Само слово «сехем» означает «могущество» или «силу». Но ты права, Фил. Спрятать источник своей власти в символ своей власти — это красивая идея. — Нимрод снова принялся рассматривать фотографии скипетра. — И если твое предположение верно и верхушка действительно полая, они там вполне поместятся. Там даже бутылка поместится, а в ней — джинн. Да, клянусь лампой, это замечательная идея!

— Но как все-таки Эхнатон получил такую власть над таким множеством джинн? — спросила Филиппа. — Ведь мы этого до сих пор не знаем.

— Я думаю, знаем, — сказал Джон. — Мы все видели, как Иблис управлял госпожой Кёр де Лапен, верно? Так вот, могу поклясться, что четыре тысячи лет назад ифритцы точно так же властвовали над самим Эхнатоном. Один из них принял вид змеи и обвил голову Эхнатона.

— Пожалуй, что так… Неплохая идея, Джон, совсем неплохая. — Нимрод прошел к столику и взялся за телефон.

— Куда ты звонишь? — спросил Джон.

— В полицию. Хочу задать им пару вопросов относительно взлома в Египетском музее.

Несколько минут он беседовал по-арабски, а положив трубку, возбужденно сказал:

— Ни один скипетр не был сломан пополам, как палка. Зато картуш, то есть верхнюю утолщенную часть с письменами, пытались вскрыть в каждом скипетре, словно проверяли, есть ли там что-нибудь внутри.