Ирина Лакина - Арабские сны
Неожиданно девушка робко закашлялась, прикрыв рот рукой. С ее лица мгновенно пропало воинственное выражение. Лоб нахмурился, на переносице появилась глубокая складка, в глазах — болезненный влажный блеск. Она душила в себе этот приступ, но хриплое дыхание выдавало ее состояние. Не выдержав, она быстро развернулась и убежала к себе в комнату. Из-за закрытой двери послышался громкий кашель.
Что-то с этой нимфой было неладно, и мне нужно это срочно выяснить. Я в последний раз бросила взгляд на первый этаж, где ни на минуту не прекращалось печальное шествие, и скрылась в потайном черном ходе, который мне открыл в свое время Первиз-бей.
Кападжи был у себя в «кабинете», как мы с Леркой называли чулан с маленьким окошком, расположенный в двух шагах от шахских покоев.
Я закрыла дверь на щеколду и, убедившись, что в коридоре тихо и нас никто не подслушивает, уселась в кресло.
— Мне совсем не нравится эта Алимшах, — с отвращением сказала я.
— Госпожа, я понимаю ваше беспокойство, но вам не о чем волноваться. Падишах любит вас, я в этом уверен. И этот брак — всего лишь выгодная сделка.
— Сделка с совестью, не так ли, Первиз? — съязвила я. — В стране, откуда мы с Зулейкой родом, женщины не терпят многоженства и не играют со своей честью.
— Госпожа, я не могу ничего сделать. Похищение или исчезновение принцессы наделает много шума. Будет скандал и еще одна ненужная нам война. Казна и так пуста. Доверьтесь нашему повелителю.
— А как ты поступишь, если я скажу тебе, что для блага государства Зулейка должна иметь двух мужей, но со вторым она проведет всего лишь одну ночь?
Первиз вскочил с места и посмотрел на меня, точно я была врагом народа. Его черные глаза налились кровью, а желваки на лице начали ходить туда-сюда, как будто он никак не может прожевать тугой кусок мяса.
— Это недопустимо! — гневно воскликнул он.
— Так почему ты считаешь, что женщина любит меньше мужчины, что у нее спокойнее мысли и равнодушнее сердце? Мне так же, как и тебе сейчас, больно и страшно представить своего возлюбленного в объятиях другой женщины!
Он сцепил за спиной руки и начал нервно прохаживаться туда-сюда по своей каморке.
— Прикажите — я сделаю все, что нужно, — наконец ответил он, — но учтите, что последствия будут самые суровые.
— Не спеши, Первиз-бей, — расслабленно заговорила я, — возможно, нам и не придется ничего предпринимать против ханум.
— Как это? — он застыл в центре комнаты и, недоумевая, уставился на меня.
— Я хочу, чтобы одна из лекарш переоделась в одежду наложницы и была приставлена к принцессе в качестве помощницы.
— Но зачем?
— Алимшах нездорова, и нужно, чтобы лекарша подтвердила мои догадки. Если она заразна — это может грозить повелителю. Этого нельзя допустить.
Первиз-бей понимающе закивал головой.
— Раз так, и под угрозой здоровье падишаха — я сделаю все, что в моей власти, чтобы установить истину.
Я удовлетворенно улыбнулась, встала и вышла в коридор. Интуиция подсказывала мне, что на этот раз судьба сама расставит все точки над «i», без жертв и похищений.
ГЛАВА 49
Звуки сантура и ручных барабанов-дафов заполнили все пространство трапезного зала, отражаясь от мозаично-синего купола крыши и эхом возвращаясь обратно.
Несколько девушек в ярких топах с летящими шифоновыми рукавами и золотистых шароварах извивались в танце, призывно двигая бедрами и изящно взмахивая руками, словно птицы во время полета.
Ко мне подошел слуга с подносом, на котором стояли кубки с шербетом из роз и сладости на маленьких пергаментных тарелочках: халва, пахлава, лукум, орехи и мед, засахаренные фрукты и варенье всех видов и сортов.
— Госпожа, ваш любимый лукум и халва, — пропел евнух, склонившись надо мной.
Я взяла кубок и маленький кусочек лукума.
— Какой прекрасный праздник устроил нам наш повелитель, — с восторгом сказала сидящая рядом со мной Эфсуншах, покачивая головой в такт музыке и улыбаясь счастливой и искренней улыбкой ангела.
— Ваша помолвка заслуживает всех этих почестей, госпожа, — польстила я ей, улыбнувшись уголками губ.
Как всегда величественная и гордая, валиде в золотом парчовом платье сидела чуть поодаль от нас за отдельным столом. Ее каменное лицо не выражало никаких эмоций. Казалось, происходящее ее никак не трогает. Она небрежным жестом отпускала подходящих к ней с подносами слуг, так и не выпив за весь вечер ни одного бокала сладкой воды и не съев ни одного кусочка пахлавы с медом.
С того самого дня, когда она вернулась с увлекательной «экскурсии», которую мы с кападжи ей устроили, ее не было ни слышно, ни видно. Она точно дала обет молчания и послушания. Мне было жаль ее. Совсем немного и где-то глубоко в душе, но все же жаль. Она отчаянно боролась за сохранение влияния на сына, своей власти и соблюдение традиций, словно от этого зависела ее жизнь. Так глупо — ведь можно было и власть сохранить, и уважение новоиспеченной невестки завоевать, ведь мы обе любим одного человека. Но она предпочла пойти тропой войны, за что и расплачивается теперь медленно съезжающей крышей.
Первиз-бей рассказал мне, что Ахмед решил услужить и явился на встречу верхом на «рычащем коне» — стареньком мотоцикле с коляской. Сам начальник шахской охраны уже не раз видел в пустыне и «железные корабли на колесах, выпускающие черный дым из хвоста», и «деревянные шкатулки, передающие голос», потому привык к такого рода зрелищам, а вот «маман» изрядно пострадала разумом.
Она решила, что я ведьма, и теперь к ней зачастила какая-то знахарка, с которой они вдвоем читают молитвы от сглаза и колдовства.
Я отвернулась от нее, в душе испытывая что-то вроде чувства вины. Появившийся в проходе Масуд-ага отвлек меня от грустных мыслей. Он незаметно подкрался ко мне мимо танцующих наложниц и снующих слуг, наклонился и прошептал на ухо:
— Госпожа, у главы бессмертных для вас есть новости.
Мое лицо просияло. Два месяца я ждала этих новостей, терпеливо оказывая почести Алимшах-ханум, которая при каждом удобном случае язвила и задевала меня, намекая на мое положение рабыни. Я сдерживала себя только потому, что практически ежедневно видела, как она внезапно срывается с места и убегает к себе в покои, чтобы прокашляться. В Краснодаре ее за сутки бы вывели на чистую воду, но местная лекарша все ждала появления какого-то неопровержимого симптома, который укажет на чахотку.
Больше всего на свете я боялась, что она заразит своей болячкой кого-то во дворце. Мои познания в медицине не отличаются особой глубиной, но что такое туберкулез я знаю прекрасно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});