Терри Пратчетт - Вор Времени

Лобзанг побежал следом.

И через секунду кто-то схватил его за шею. Он попытался вырваться из захвата, и осознал, как сильно раньше полагался на нарезку во время драки. Кроме того, у человека, который его держал, был неслабый захват.

— Я просто хотела убедиться, что ты не сделаешь какую-нибудь глупость, — сказал женский голос позади него. — Что это за штука у тебя за спиной?

— Кто?…

— По правилам, при подобных обстоятельствах, — сказал голос. — Вопросы задает тот, кто сжимает шею в смертельном захвате.

— Э, это Удлинитель. Э, он запасает время. Кто…

— О, боги, опять? Как тебя зовут?

— Лобзанг. Лобзанг Лудд. Послушайте, отпустите меня, пожалуйста. Я тороплюсь.

— Конечно, Лобзанг Лудд, ты беспечен и импульсивен и заслуживаешь глупой и бессмысленной смерти.

— Что?

— Еще и медленно соображаешь. Ты движешься благодаря этой штуке?

— Да. Я вне времени. А сейчас я могу узнать, как вас зовут?

— Мисс Сьюзен. Постой-ка.

Он услышал невероятно приятный звук завода часового механизма Удлинителя.

— Мисс Сьюзен? — позвал он.

— Насколько я знаю, большинство людей зовет меня так. Сейчас я отпущу тебя. И должна добавить, что попытка совершить глупость приведет к плачевным результатам. Кроме того, сейчас я единственный человек в мире, который может наклониться, чтобы завести этот Удлинитель.

Хватка исчезла. И Лобзанг медленно развернулся.

Мисс Сьюзен оказалась хрупкой молодой женщиной, одетой в строгую черную одежду. Белокурые волосы с одной-единственной черной прядью, подобно нимбу окружали ее голову. Но самым удивительным в ней было… все, подумал Лобзанг, все от выражения лица до манеры стоять. Некоторые люди теряются на заднем плане. Мисс Сьюзен терялась на переднем. Она выступала. Все, перед чем она стояла, становилось не более чем фоном…

— Все? — спросила она. — Хорошо рассмотрел?

— Простите. Вы не видели здесь старика? Одет почти как я? С такой же штукой на спине?

— Нет. Теперь моя очередь. У тебя есть с собой музыкальный инструмент?

— Что?

Сьюзен закатила глаза.

— Хорошо. У тебя есть музыка?

— Не с собой же!

— И у тебя, видимо, нет девушки, — сказала Сьюзен. — Я видела пару минут назад, как здесь прошел Старая Проблема Человечества. Будет лучше, если ты не попадешься ему на глаза.

— И он, наверное, забрал моего друга?

— Сомневаюсь. Старая Проблема Человечества скорее «оно», чем «он». В любом случае, то, что нас сейчас окружает, гораздо хуже. Даже страшилы затаились.

— Послушайте, время остановилось, так? — сказал Лобзанг.

— Да.

— Тогда как вам удается стоять здесь и беседовать со мной?

— Я не из тех, кого можно назвать временным явлением, — сказала Сьюзен. — Я в нем работаю, но не живу. Нас немного.

— Как Старая Проблема Человечества, о которой вы говорили?

— Верно. И еще Санта-Хрякус, Зубная Фея, Песочный человек и остальные.

— Я думал, они выдумка.

— И что? — Сьюзен выглянула из подворотни.

— А вы нет?

— Как я понимаю, часы ты не остановил, — сказала Мисс Сьюзен, оглядывая улицу.

— Нет. Было уже… слишком поздно. Возможно, мне не следовало возвращаться и помогать Лю-Цзы.

— Прости? Ты спешил спасть мир, но остановился, чтобы помочь какому-то старику? Ты… герой!

— О, я бы не сказал, что я… — Лобзанг замолчал. Она не сказала «Ты герой!», тем же тоном, каким говорят «Ты звезда!», это скорее прозвучало, как «Ты идиот!»

— Я видела немало тебе подобных, — продолжала Сьюзен. — У героев очень странное понимание элементарной математики. Если бы ты разбил часы перед тем, как они ударили, все было бы чудесно. А сейчас мир остановился, нас захватили, и, возможно, мы все умрем, просто потому что ты остановился, чтобы кому-то помочь. Я хочу сказать, весьма достойный поступок, но очень, очень… человеческий.

Она произнесла последнее слово, словно подразумевала «очень, очень глупый».

— Хотите сказать, что для спасения мира нужны холоднокровные придурки? — сказал Лобзанг.

— Холоднокровие не вредит, признай это, — сказала Сьюзен. — А сейчас, может, пойдем и посмотрим на часы?

— Зачем? Все уже случилось. Если мы разобьем их, то сделаем только хуже. Кроме того, уф, волчок начинает вращаться быстрее и я…

— Опасаешься, — сказала Сьюзен. — Хорошо. Осторожность разумное чувство. Но мне надо кое-что проверить.

Лобзанг постарался взять себя в руки. Странная женщина распространяла вокруг себя ауру человека, который точно знает, что он делает, и что делают все остальные, а, если начистоту, какой еще выбор у него оставался? И тут он вспомнил о кувшине с йогуртом.

— Это значит что-нибудь? — спросил он. — Я уверен, что его сбросили уже после того, как остановилось время.

Она взяла кувшин и оглядела его.

— О, — она сказала рассеяно. — Здесь был Ронни.

— Ронни?

— Ох, ну все знают Ронни.

— Что это значит?

— Скажем так, если он нашел твоего друга, то он будет в порядке. Наверное в порядке. В большем порядке, чем если бы его нашло нечто другое. Послушай, сейчас не время беспокоиться об одном человеке. Холоднокровие, помнишь?

Она вышла на улицу. Лобзанг последовал за ней. Она шла так, будто улица безраздельно принадлежала ей. Она осматривала каждую подворотню и дверь, но вовсе не с испуганным выражением жертвы, ожидающей нападения. Лобзангу даже показалось, что она была раздосадована не найдя ничего опасного среди теней.

Она приблизилась к магазину и вошла внутрь, чуть помедлив, чтобы рассмотреть цветок разбитого стекла. На ее лице читалось, что это достаточно заурядное явление, и что она видела много гораздо более интересного. Она прошла дальше и остановилась у двери в мастерскую. Из трещины все еще шел свет, правда, уже куда более тусклый.

— Стабилизируются, — сказала она. — Наверное, это не так плохо… здесь двое людей.

— Кто?

— Подожди, я открою дверь. Будь осторожен.

Дверь медленно отодвинулась. Лобзанг вошел в мастерскую вслед за девушкой. Волчок начал ускоряться.

Часы стояли в центре комнаты и светились так, что на них было больно смотреть.

Но он все равно смотрел.

— Они… такие же, как я себе представлял, — сказал он. — Точно как…

— Не подходи ближе, — сказала Сьюзен. — Это неверная смерть, поверь мне. Следи внимательно.

Лобзанг моргнул. Последняя пара мыслей, казалось, не принадлежала ему.

— Что вы сказали?

— Я сказала, что это неверная смерть.

— Это хуже, чем верная смерть?