Терри Пратчетт - Вор Времени

Терри Пратчетт

Вор Времени

Как гласит Первая Скрижаль Мгновена Вечно Изумленного, на рассвете Мгновен вышел из пещеры, где он был просвещен, прямо в первый день своей новой жизни. Некоторое время он разглядывал встающее солнце, поскольку никогда не видел его прежде, а затем подтолкнул своего мирно посапывающего ученика Дурвруна носком сандалии.

— Я узрел, — промолвил он. — И осознал.

Тут вдруг он замолчал и пристально посмотрел на дерево рядом с Дурвруном.

— Какая удивительная вещь. Что это? — спросил он.

— Э… э… это дерево, учитель, — сказал Дурврун, еще толком не продравший глаза. — Помнишь? Оно было здесь вчера.

— Этого «вчера» не было.

— Э… э… думаю, было, учитель, — пробормотал Дурврун, с трудом поднимаясь на ноги. — Помнишь? Мы поднялись сюда, я приготовил еду, ты съел скортошку, а я — кожуру, потому что ты с кожурой не ешь и…

— Я помню вчера, — задумчиво произнес Мгновен. — Но сейчас воспоминание о нем живет лишь в моей памяти. Был ли вчерашний день реален? Или реальны только воспоминания? Истинно говорю тебе, я не был рожден вчера.

Лицо Дурвруна застыло в мучительной попытке осмысления.

— Глупый мой Дурврун, я познал все, — сказал Мгновен. — В пригоршню не зачерпнуть ни прошлого, ни будущего. Только сегодня, только сейчас. Нет иного времени, кроме настоящего. Нам многое предстоит сделать.

Дурврун пребывал в нерешительности. Учитель странным образом изменился: его глаза блестели, а когда он двигался, вокруг появлялось странное серебристо-голубое сияние, словно в воздухе плыли образы Мгновена, отраженные жидкими зеркалами.

— Она поведала мне все — продолжал Мгновен. — Теперь я знаю, что Время было сотворено для людей, а не наоборот. Я научился формировать и создавать его. Я знаю, как заставить миг длиться вечно, потому что он и так вечен. Я могу обучить этому искусству даже тебя, Дурврун. Я слышал, как бьется сердце вселенной, и знаю ответы на многие вопросы. Вот спроси меня. Спроси о чем угодно.

Подмастерье перевел на него мутный взгляд. Сейчас он мог с уверенностью сказать только одно — для раннего утра рассуждений было больше, чем должно быть ранним утром.

— Э… что учитель хочет на завтрак? — спросил он.

Мгновен глядел через снежные равнины и пурпурные горы на золотой утренний свет, творящий мир, и размышлял над некоторыми сторонами человеческой сущности.

— О, — сказал он. — Этот вопрос один из самых сложных.

Чтобы что-то могло существовать, оно должно быть наблюдаемо. Чтобы что-то могло существовать, оно должно иметь свое место в пространстве и времени. И это объясняет, почему девять десятых вселенной томятся в неизвестности.

Девять десятых вселенной — есть знание о расположении и направлении всего того, что находится в оставшейся одной десятой. У каждого атома имеется своя биография, на каждую звезду заведена папка, а к каждому химическому обмену приставлен персональный ревизор с планшетом. Выходит, что девять десятых вселенной неучтены, потому как слишком заняты всем остальным. Та же история с ушами — как голову не поворачивай — все равно их не видно.[1]

Девять десятых вселенной — это, по сути, документация.

И если вы хотите услышать историю, запомните: ни одна история не ищет прямых путей. Она вьется. Все события начинаются в разных местах и в разное время, но стремятся в тот единственный крошечный отрезок пространства-времени, который и является идеальным моментом.

Положм короля уговорили надеть новое платье, сшитое из такого тонкого материала, что стороннему наблюдателю могло показаться, будто бы платья и нет вовсе. И предположим, что какой-нибудь малыш звонким чистым голоском озвучил бы этот факт…

И так появилась История о Голом Короле.

Но если бы вы знали немного больше, то скорее появилась бы История о Мальчике, Которого Отец Выдрал и Запер Дома, Дабы Неповадно Было Дерзить Его Величеству.

Или История о Целой Толпе, Которую Окружила Стража и Объяснила, что «Ничего Не Было, Ясно? Или Кто-то Хочет Поспорить?»

И еще это могла бы быть история о том, как целое королевство неожиданно обнаружило у «новой одежды» море достоинств и проявило энтузиазм в здоровом виде спорта [2] на свежем воздухе, который с каждым годом приобретает все больше сторонников и ведет к кризису из-за краха традиционной швейной промышленности.

Это даже могла быть история о Великой Эпидемии Пневмонии ’09 года.

Все зависит от того, сколько вам известно.

Предположим, много-много тысяч лет вы следили за медленным ростом арктической льдины; наблюдали, как снег скапливается на подводной скале и давит на нее, пока, наконец, в море не сходит гигантский айсберг. И вот он, рассекая холодные воды, уже везет на себе счастливых белых медведей и тюленей, жаждущих дивной новой жизни в другом полушарии, где, как говорят, снежные поля кишмя кишат аппетитными пингвинами… вдруг ба-бах! И под душераздирающий саундтрек, мы лицезрим очередную вариацию на тему «железо не умеет плавать».

…В общем, вы наверняка захотите услышать всю историю.

А начало этой истории было положено за столами.

Первый стол принадлежит профессионалу. Профессионалу из тех, о которых с уверенностью можно сказать: работа — это вся их жизнь. Здесь есть следы… человеческого присутствия, но только те, которым было дозволено остаться в этом холодном мире долга и рутины. Практически единственный мазок цвета на сей черно-серой картине — кофейная чашка. Ее создатель, очевидно, задумывал сотворить нечто веселое. На ней довольно неубедительное изображение плюшевого мишки и надпись: «Лучшему дедушке на свете», а легкое изменение наклона букв в слове «дедушка» явственно указывает на то, что чашка была куплена в одной из тех лавок, где все завалено ее товарками, предназначенными для лучших в мире дедушек/пап/мам/бабушек/дядь/теть/заполнить. Такой ерундой станет дорожить лишь тот, у кого так мало настоящих радостей в жизни.

Сейчас в этой чашке был чай с ломтиком лимона.

Помимо нее на унылом столе находился так же нож для бумаги в форме косы и несколько песочных часов.

Костлявой рукой Смерть поднял кружку…

…отхлебнул чай, чуть помедлил, разглядывая слова, которые читал уже тысячи раз, и поставил кружку на место.

— ХОРОШО, — сказал он голосом, в котором гудели похоронные колокола. — ПОКАЖИ МНЕ.