Дэвид Геммел - Нездешний
Раненый глаз болел, тьма стала почти непроглядной, а он все бежал, высоко подняв топор. Скоро туннель стал шире, и мрак немного рассеялся.
На Карнака бросились трое вагрийцев, оставленных для прикрытия. Первый рухнул с расколотым черепом, второму топор размозжил ребра Третий пригнулся, но получил удар коленом в лицо и без чувств повалился на пол. Рубанув врага по спине, Карнак побежал дальше, шаря по стенам в поисках веревок и молясь, чтобы вагрийцы не заметили их.
В самой широкой части туннеля он нашел веревки, свернутые и укрытые за выступом черной скалы. Карнак взял одну из бухт, выбрал слабину и стал пятиться, натягивая веревку. И тут вагрийцы, разглядев наконец, что их преследует один-единственный человек, всем скопом кинулись на него.
Карнак понял: это конец. Неистовая ярость охватила его. Бросив топор, он вцепился в веревку обеими руками и потянул изо всех сил. Сверху донесся громкий треск: ворота и шестерни пришли в движение.
Вагрийцы были уже в двадцати шагах от него, от их яростных воплей звенело в ушах. Карнак уперся правой ногой в стену и дернул еще сильнее. Кровля со стоном разошлась, и огромный камень обрушился на бегущих солдат. Еще мгновение — и кровля обвалилась целиком. По гранитной стене побежала трещина. Многопудовая тяжесть камня и земли погребла под собой вопящих вагрийцев. Карнак повернулся и бросился бежать. Камни градом сыпались на него. Он оступился, упал грудью на что-то острое и перевернулся на спину, выкашливая набившуюся в горло пыль. Казалось полной бессмыслицей бежать во мрак навстречу смерти, но он заставил себя встать. Сверху рухнул очередной обломок, он зарылся ногами в щебенку, выбрался и поковылял дальше. А потом пол ушел у него из-под ног, и он повалился ничком.
— Геллан! — завопил он.
Стены сомкнулись и поглотили его вопль. Камень ударил его по голове, а сверху сыпались все новые и новые, погребая его заживо. Он прикрыл лицо руками, попытался ползти, ударился лбом и перестал шевелиться.
Больше суток Геллан держал солдат у обвала — они продвигались с опаской, дюйм за дюймом, а наверху кипел бой. Многие офицеры были убиты. Сарвая и Йоната Геллан поставил во главе отрядов из пятисот человек. Число раненых достигло устрашающей величины, и теперь едва ли две тысячи воинов сдерживали натиск вагрийцев. Но Геллан упорно торчал в опасном туннеле, сердито отметая все возражения.
— Он умер — к чему все это? — восклицал кто-то.
— Он нужен нам, — отвечал Геллан.
— Да ведь кровля рухнула, пойми ты! С каждым шагом опасность нового обвала возрастает. Это безумие!
Геллан не слушал никого, боясь, как бы их здравые доводы не возобладали над его решимостью. Он сам знал, что это безумие, — но остановиться не мог. И его люди тоже не могли. Они трудились без устали во тьме, под глыбами готового рухнуть камня.
— Как ты, черт подери, думаешь его найти? Солдаты, бывшие с ним, говорят, что он побежал вперед. Нужны годы, чтобы прорыть эту толщину насквозь, — а веревки были в ста шагах от первого поворота.
— Уйди и оставь нас в покое.
— Ты обезумел, Геллан.
— Уйди, или я убью тебя. К началу вторых суток даже самые стойкие спасатели оставили надежду, но продолжали копать.
— Ты нужен на стене, Геллан. Люди близки к отчаянию.
От этого Геллан отмахнуться не сумел.
— Еще час, — без всякой надежды сказал он. — Через час мы присоединимся к вам.
Карнак очнулся от боли в глазу. Он попробовал шевельнуться и с ужасом вспомнил, что погребен заживо. В панике он начал биться, но камни зашевелились над ним, грозя раздавить. Тогда он затих и стал дышать глубоко и ровно, стараясь успокоиться.
"Почему ты не переоделся к обеду, Карнак?” “На меня упала гора, отец”.
Безумный смех заклокотал в горле, сменившись рыданиями.
"Прекрати — ты же Карнак!” — сказала ему его сила.
"Я кусок мяса, погребенный под грудой камней”, — провизжала в ответ слабость.
Теперь всем его замыслам конец — возможно, оно и к лучшему. Он возомнил в своей гордыне, что способен победить вагрийцев, вышибить их с дренайской земли. Новоявленный герой, он без труда стал бы во главе государства. Эгель не выстоял бы против него. Эгель не умеет повелевать толпой — в нем нет этого дара. Да и мало ли существует способов избавиться от политических соперников?
Такие, как Нездешний, найдутся всегда.
Но теперь не будет ничего — ни пурпурных одежд, ни народного ликования.
И угораздило же его выйти на врага в одиночку!
Нет бы подумать хоть немного. Дундас верно раскусил его: он герой, который притворяется, будто он не таков. «Не такой смертью хотел бы ты умереть, Карнак, — сказала сила, — Где драматизм? Где восхищенная публика?»
Если в лесу падает дерево, никто этого не слышит.
Если человек умирает в одиночку, его смерть не войдет в историю.
— Будь ты проклят, отец, — прошептал Карнак. — Будь ты проклят.
Новый взрыв смеха и слез всколыхнул его грудь.
— Будь ты проклят! — взревел он. Глыба над головой дрогнула, и он застыл, ожидая неминуемой смерти. Свет упал на его лицо, и грянуло нестройное “ура”. Карнак прищурился, глядя на факел, и ухмыльнулся через силу.
— Не слишком-то ты спешил, Геллан, — прошептал он. — Я уж думал, что придется выбираться самому!
Глава 22
Даниаль лежала на корме барки, слушая, как плещутся о борт волны. Невдалеке Дурмаст, облокотившись о поручни, вглядывался в берег. Некоторое время она следила за ним, закрывая глаза всякий раз, когда он поворачивал свою косматую башку в ее сторону. Последние три дня он либо молчал, либо грубил ей, и она постоянно ловила на себе его горящий взгляд. Сперва это раздражало ее, потом стало пугать — с Дурмастом шутки плохи. От него так и веяло первобытной силой, едва сдерживаемой тонкими нитями здравого смысла. Даниаль догадывалась, что всю свою жизнь он добивался желаемого либо силой, либо хитростью, либо расчетливой жестокостью. И он хотел ее.
Она читала это в его глазах, его движениях, его молчании.
Она охотно сделала бы себя менее желанной, но ее единственное короткое платье плохо подходило для этой цели.
Он подошел к ней, огромный, словно черная глыба.
— Чего тебе? — спросила она, садясь. Он присел рядом с ней.
— Я так и знал, что ты не спишь.
— Поговорить хочешь?
— Ну... да.
— Так говори. Деваться мне все равно некуда.
— Я тебя не неволю. Можешь уйти, если хочешь. — Он огорченно почесал бороду. — Почему ты всегда норовишь сказать что-нибудь обидное?
— Ты, Дурмаст, заставляешь меня открываться с самой худшей стороны. Долго ли нам еще плыть?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});