Марина и Сергей Дяченко - Стократ

– Тебе так важно выдать ее замуж?

– Р-рыба, – пробормотал властитель. – Наследнику из Приречья она понравилась, когда в прошлом году они мимо проезжали. И крепко понравилась, иначе никак бы мне не уломать их. Приречье – это же хлебный край…

– Она совершенно ясно выразилась, что не желает этого замужества.

– Она! – властитель сверкнул глазами. – Выразилась, ха! Она – отродье, я хотел признать ее законной… Без этого свадьбе не бывать… Я хотел ее, ублюдка, возвеличить, а она «ясно выразилась»!

– Но ты ведь уже послал за ней людей, – сказал Стократ, чувствуя странную тяжесть на душе. – Ее догонят и вернут…

Его накрыло коротким видением: девочка едет верхом, и за ее спиной вырастают столбы пыли – не то приближается буря, не то настигает погоня…

Властитель помотал головой:

– Колдун, послушай. Если эта свадьба сорвется… У меня недоброе предчувствие. Сейчас, когда с Выворотом почти война – мне нужна поддержка Приречья, иначе будет очень плохо. Девчонка должна быть здесь немедленно, вчера я послал в Приречье письмо, сегодня приедут за ней на смотрины… Колдун, если ты найдешь ее, я тебя так отблагодарю, что ты до конца жизни будешь жить припеваючи.

– Дай мне лошадь, властитель, – сказал Стократ.

Свою он продал несколько недель назад. Но догнать на двух ногах того, кто едет на четырех, не всякий колдун сумеет.

– Ты убил отца? Зачем ты это сделал, Ворон?!

Дядя Ворох сидел в дубовом кресле посреди Главного зала, и по его позе было видно, что место ему привычно. Шивар стоял рядом, скрестив руки на груди, сверкая глазами, – живописно скрестив и выразительно сверкая. Ворон стоял перед креслом, залитый кровью отца. Утро пахло кровью – и прогорклым дымом.

– Зачем? – снова вскричал дядя, в голосе его сочетались возмущение, удивление и укоризна. – Ты хотел скорее стать полноправным владетелем Вывор? Но ведь в законе семьи записано: проливший кровь старшего родственника ставит себя вне закона!

Ворон внимательно смотрел в его карие, с золотой искрой глаза. Дядя был в этот момент искренен. Почти. Он не убивал беспомощного старика, своего брата. Точнее, не убивал своей рукой.

Ворон посмотрел на Шивара. Тот ответил прямым честным взглядом. От этого взгляда кровь, покрывавшая Ворона, сделалась едкой, как желчь.

В комнате полно было людей, и они все прибывали, как будто дело происходило не в доме владетеля, а на городской площади. Одних стражников набралось два десятка, а еще горожане, какие-то пышно разодетые торговцы, все случайные, все совершенно ненужные в день, когда убили владетеля Вывора…

– Проливший кровь старшего родственника, – начал дядя другим, уже не укоризненным, а звучным и набирающим силу голосом, – вне закона! Преступник! Отцеубийца!

Сделалось шумно. Сквозь звон в ушах Ворон не мог разобрать отдельные выкрики, а может, их и не было: люди, явившиеся в дом владетеля, казались массой без глаз и лиц, толпой без собственной воли, топливом в печи, которую топили самозванцы.

– Преступники и самозванцы, – сказал Ворон, и толпа замолчала, будто по ней грохнули молотом.

Шивар сощурился. Он был молодой и неосторожный, его чувства брали верх над расчетом. Ворон посмотрел ему прямо в зрачки:

– Ты убил моего отца, брат. Не думай, что сын Вывора оставит это без наказания.

На мгновение что-то изменилось в отважных глазах Шивара. Этот, покрытый шрамами и не знающий страха, испугался на один миг, но очень-очень сильно.

– Убийца! – закричал он в следующий миг, крик сорвался на визг, и вместо грозного вышел истеричным. – Это ты – убийца! Есть свидетели! Есть доказательства! Ты убил его, чтобы безнаказанно привести в Выворот своих хозяев из ученой Сети!

Тут толпа взорвалась воплями и загудела снова, и опять нельзя было различить ни голосов, ни слов. К Ворону подступили с четырех сторон – он выпрямился, расправил плечи, и от него отпрянули, как если бы он был вооружен.

Дядя, восседавший посреди зала с разочарованным и печальным видом, повернул голову и посмотрел на Шивара. Это был приказ: Шивар не хотел делать то, что ему предлагали, но, однажды начав, уже не мог отступить.

Он сжал руку на рукоятке меча, глубоко вдохнул, выдохнул и пошел к Ворону, и люди шарахались с его пути:

– Ты вне закона… Ты больше не наследник Вывора! Ты…

– Но мы не допустим, чтобы пролилась кровь нашего родственника, хоть и убийцы, – проворковал дядя за его спиной.

Шивар остановился.

– Правосудие и справедливость свершатся на древних землях Выворота, – печально сказал дядя. – Но кровь не прольется.

Глава третья

Бунт

В замке Гран наступило утро. Посланцы властителя скакали по западному тракту, расспрашивая встречных и перетряхивая придорожные трактиры.

Стократ выехал за ворота, которые не закрывались на ночь, остановился и понюхал воздух. Чтобы найти спрятанное, не надо быть колдуном: достаточно отпустить на охоту чутье, будто пса.

Он вспомнил, как смотрела Мир на мясо у себя в тарелке. В какой момент она приняла решение? Наверное, сразу – она ведь быстро соображает. Быстрая, ловкая, злая. Умная. Она знала, что властитель пошлет погоню. Вероятно, придумала некий трюк, чтобы сбить ее с толку. Простой трюк. Например, увести лошадь, чтобы все искали всадницу, и ускакать галопом, чтобы искали подальше от города, на расстоянии многих часов пути…

Стократ покачал головой, соскочил с седла и, ведя лошадь под уздцы, свернул с проезжей дороги направо, на узкую тропинку.

Тропинка вела в овраг по крутому каменистому склону. Стократ шел, оглядываясь и принюхиваясь, слушая птиц над головой и звук воды на дне оврага. Следов на камне не было, но остались мелкие обломанные веточки, комочки глины на острых выступах, другие крохотные детали, которые выдавали беглянку с головой. Если бы погоня, посланная Граном, дала себе труд подумать хотя бы минуту…

Тропа делалась все круче. Стократ задумался. Девочка прошла здесь ночью и без огня, на ее пути были острые сучья и прикрытые палой листвой ямы. Сорвавшись, катясь по обрыву вниз, она могла сломать шею и умереть. Либо она сорвиголова, каких мало, либо везучая дурочка, а может быть…

Его ноздри дернулись. Еле ощутимый запах дыма стелился над оврагом. Лошадь Стократа фыркнула, в ответ внизу, за зеленой стеной кустарника, зафыркала и заржала ее соседка по конюшне. Стократ вытащил меч и рубанул по веткам, предпочитая всем тайным тропам один явный удобный пролом.

Мир сидела у костерка – одетая по-мальчишечьи, нахохленная и злая. При виде Стократа выставила перед собой нож: