Уроки, Которые не Выучивают Никогда - Роберт Дж. Хейс
Я закричала, разрываясь между болью и удовольствием, когда из камней вокруг меня вырвались молнии и ударили в меня.
В созидании была радость, не сравнимая ни с чем, что когда-либо испытывал Маратик, Разрушающий. Он часто говорил об этом своим братьям, но другие Джинны его не понимали. Они утверждали, что роль Ранд заключается в том, чтобы творить, привносить новое. Роль Джиннов заключается в том, чтобы сохранять старое или, по крайней мере, лишь слегка его изменять, чтобы сохранить первоначальное назначение. Снова и снова Маратик пытался выразить свою радость. Он указал на их города, Ро'шан, До'шан, Мо'шан и Уо'шан. Другие Джинны не согласились. Они утверждали, что города были изменены, а гора, способная летать, не была новым творением. Только Ранд могут созидать.
Этого было почти достаточно, чтобы свести Маратика с ума. Как он мог убедить своих братьев, что Джинны не так уж ограничены? Они могли создавать из ничего, воплощать в жизнь все, что пожелают, а не просто изменять то, что уже существовало. Вместе они могли сделать все, что угодно. И, возможно, это действительно было правдой, подумал Маратик. Не ограничиваться изменением Оваэриса. Они могли бы сделать гораздо больше. Они могли бы создать.
Маратик вернулся к своим братьям, полный возбуждения. Его тело потрескивало от энергии, а за ним, влекомый его силой, тянулся шторм. Его братья ждали в мире Джиннов, в месте, которое они создали для себя и куда Ранд не могли добраться. Это было место между землей, небом и водой. Место, где завывал ветер, грохотали скалы, бурлила вода и пылал огонь. Это было доказательство. Доказательство, в котором Маратик нуждался с самого начала. Он убедит их всех своим волнением, своей радостью, их миром, и они присоединятся к нему. Теперь Маратик был в этом уверен. Джинны сотворят нечто такое, о чем Ранд не могут даже мечтать.
Воспоминания Джинна промелькнули в моем сознании так быстро, что я изо всех сил пыталась просто понять их, и у меня не было времени их обдумать.
Мой крик был чем-то первобытным, чем-то, что противоречило моим размерам; он разнесся по всему городу, пока руины не окутало пеленой шумной энергии. Мои глаза сияли, как будто их голубизну каким-то образом подсветили изнутри. Я ничего этого не осознавала. Молния ударила не сразу, магия была не столь милосердна, она вцепилась в меня и разрядилась, пытаясь своей силой разорвать мое тело на части. Болты ударили в мои руки, кончики моих пальцев почернели, но молнии этого было мало. Молния обвила мои руки, прожигая рукава и поднимаясь вверх, чтобы искрами ударить мне в лицо. Я чувствовала ее повсюду, пока не почувствовала, что горю. Я ощутила вкус молнии, когда она прошла сквозь меня и вырвалась изо рта, обжигая губы. Возможно, ты хотел бы узнать, какова молния на вкус? Ну, на вкус она как огонь. И не спрашивай, каков на вкус огонь, потому что ты не хочешь этого знать.
Я была не в состоянии пошевелиться. Я не могла вырваться на свободу. Я была поймана в энергетическую ловушку, стала пленницей дугошторма, когда он перефокусировался, сделав меня своим центром. Не в силах пошевелиться, не в состоянии чувствовать ничего, кроме боли, не в состоянии думать ни о чем, кроме собственной глупости и осознавать, что я тут умру. Какой же самонадеянной я была, когда верила, что способна противостоять такой силе магии, верила, что смогу овладеть штормом и контролировать его, хотя этого никогда не мог сделать ни один Хранитель Источников. Настоящий дугошторм — это высвобождение полной силы Источника; вся магия, вся мощь, вся жизнь этого Источника освобождается и обрушивается на часть мира. Мы, Хранители, можем использовать магию Источника, мы получаем доступ к небольшой части его силы, позволяя ей просачиваться в нас, где мы можем использовать ее в своих целях. Это причиняет нам боль. Все Хранители Источников повреждены магией, которую мы используем, и, если мы будем использовать ее слишком долго или получим доступ к слишком большому количеству, она нас убьет. Я думала, что создала дугошторм при падении Оррана, но я ошибалась: небольшая гроза с молниями — вот и все, что я когда-либо выпускала на свободу. Настоящий дугошторм возникает, когда Хранитель Источников высвобождает всю силу Источника дугомантии, который хранит внутри. Я не просто стояла в эпицентре шторма; я стояла на могиле Хранителя Источников. Я ощутила на себе разрушительную силу его жертвоприношения. И в этот момент я почувствовала, что такое молния. Я уже чувствовала ее прикосновение раньше. Здесь умерла наставница Эльстет. Она, которая научила меня всему, что я знала о дугомантии, пожертвовала своей жизнью два года назад, чтобы вызвать шторм, который защитил бы секреты, погребенные под нами. Я ненавидела ее за это решение, хотя и уважала ее убеждения. Секреты академии держались в тайне, и на то была веская причина. Даже несмотря на то, что все наставники были мертвы, было важно, чтобы эти секреты оставались в тайне.
Думаю, нам повезло, что Хардт не попытался спасти меня от шторма, который держал меня в своих огненных объятиях. Он бы погиб, я знаю это наверняка. Огромного количества энергии, проходящей через меня, было достаточно, чтобы убить такого крупного человека, даже если бы он был в тысячу раз больше. А, может быть, еще больше. Определенно больше. Только моя магия мешала шторму убить меня. Я даже не могу описать, как именно. Дугомант обращается к Источнику, извлекает из него молнию, чтобы поразить мир. Но я этого не делала, я втягивала молнию в себя. Источник внутри меня поглощал ее. Я поглощала ее. Нигде, ни в одной из книг, которые я читала, — и ни в одной из лекций наставников, — ничего подобного не упоминалось. Но, как я уже сказала, то, чего наставники и книги не знали об Источниках, намного превосходит то, что они знали. Мы все были просто детьми, игравшими с силой,
