Наталия Белкина - Гиперборея

Бой уже завязался где-то на переднем крае, я не могла его видеть, но слышала крики и лязг металла. Суета вокруг меня не прекращалась ни на миг. А мне очень хотелось закрыть уши руками, зажмуриться крепко-крепко до боли и цветных кругов в глазах. А еще лучше убежать. Невозможность предпринять хоть что-то тяготила меня, словно повисший на шее камень. Я не хотела становиться ни на ту, ни на другую сторону. Это противоречие, раздиравшее меня с тех пор, как я узнала о планах Хамсина, сейчас готово было разорвать на куски мое сердце.

Звуки боя становились слышней и пронзительней. Я поднялась с промозглой земли и направилась к одному из командирских шатров почти бездумно. Моему метущемуся разуму нужно было хоть какое-то занятие, иначе я рисковала лишиться его. Я позволила ему управлять моими неточными движениями. На полу палатки грудой было свалено оружие. Я вытащила из кучи один из мечей, слишком тяжелый для меня, покрепче завязала тесемки своего плаща. Под ноги попался круглый щит с продавленным рельефным рисунком. Его я тоже взяла.

Ну, очнись же!!! Придумай что-нибудь!

Мне было тяжело. Голова болела, но это — почти последнее, что я ощущала. На первом плане было тяжкое чувство беспомощности. Я не вышла, а почти выползла из шатра, волоча за собой все свое снаряжение. Пока в мою бедную голову не пришло ничего более умного, чем отправиться на место битвы. А там… Черт, знает, что там…

Кто-то схватил меня за руку, и я услышала шипение у своего уха:

— Куда ты направилась?

Я полуобернулась, заметив оскалившегося Ильсара.

— Не твое дело!

— Сиди тут и не высовывайся!

Он грубо дернул меня за рукав, только я уже тоже разозлилась и не стала подчиняться. Со всего размаху я ударила его рукоятью найденного в шатре меча прямо в подбородок. Наверное, сила моего гнева была немалой: он упал. А во мне стало что-то просыпаться.

— Не смей так со мной обращаться! — крикнула я ворону. — Не забывай, кто я и кто ты!

— А кто ты? — спросил Ильсар, вытирая рукавом стекавшую с губы кровь.

— Прежде всего, я — не игрушка в руках твоего хозяина! Я свободна! И во мне течет кровь моего деда — титана. А ты — раб своего повелителя. Ты будешь делать то, что он прикажет тебе! Даже если он прикажет тебе умереть…

Мне показалось, что Ильсар изменился в лице.

— Откуда ты знаешь? — спросил он, вонзив в меня черный взгляд.

— Знаю что?

Но он уже успел взять себя в руки. Поднявшись с земли, он наткнулся на острие моего меча, но посмотрел почему-то не на меня и не на мое оружие, а на что-то или кого-то возникшего за моей спиной.

— Скра, — услышала я знакомый голос. Так называть Ильсара мог только один… человек.

Я не обернулась, но меч опустила. Хамсин, не обратив внимания на меня, направился к своему слуге:

— Настал твой час, мой верный друг, — сказал он с каким-то странным выражением.

Он походил на умалишенного. Глаза его горели. Движенья были резкими и какими-то нескладными. Он явился с поля боя: рукава были забрызганы кровью. На лице разгуливала полоумная улыбочка. Я не могла узнать его.

— Отправляйся в подземелье! Раздобудь мне то, что уничтожит наместников! — радостно, словно не отправляя на верную гибель, а одаряя невиданной щедростью, того, кого называл своими братом, возвестил великий принципал.

Ворон побледнел. Это стало заметно даже под его смуглой кожей. Он часто задышал, ноздри его стали раздуваться. Можно было подумать, что он начал злиться. Но нет… Таково было выражение его невероятной преданности…

— Слушаюсь, господин, — ответствовал он и поклонился низко.

Слишком низко. В последний раз. Не успел он еще и голову поднять, а я спросила:

— Не это ли тебе предсказала шаманка, в тот вечер, когда мы исчезли из Храма?

Я и не ждала ответа. Все и так было ясно. Ильсар выпрямился. Его глаза устремились вдаль мимо меня и мимо его хозяина. Он уже видел свою цель… и свою смерть. И ничего больше. Не произнеся ни слова, не сделав ни единого лишнего движения или жеста, Скра выпорхнул из шатра так стремительно, что полы его плаща мелькнули черными крыльями и скрылись в один миг.

Несколько мгновений спустя Хамсин обратился ко мне:

— Приближается час расплаты, — произнес он с таким исступленным воодушевлением, что мне стало его жаль, как бывает жаль кого-то наивного, совершающего нечто странное или глупое. Почему вдруг…

— Хамсин…

— Ничего не говори! Все идет так, как я задумал!

Глаза его сияли.

— Что происходит?

— Наместники окружены. Их мало. С ними только жрец и несколько десятков сторонников ареопага. Глупцы! Почти все они мертвы…

Он на меня даже не смотрел. Он в этот момент видел свое безумное будущее и ликовал. Совсем неподалеку гремела битва. Где-то там бился с врагами Гавр. Один с десятком или даже двумя десятками смертных гипербореев. Там проливалась кровь, текли реки крови… А я спросила, словно ничего этого не было:

— Помнишь, Хамсин, ты подарил мне свою золоченую саблю?

Он взглянул на меня, протянул руку и провел ладонью по волосам. В зрачках его наконец-то, загорелась какая-то живая и теплая искра.

— Помню…

— Я храню ее до сих пор. Она висит на стене во дворце, который я построила, в городе, который я назвала Ананд Бхаван — обитель радости… Я помнила о тебе всегда. Но я помнила тебя совсем другим… Ты сказал мне, что я сумею наладить жизнь в твоем наместничестве. И я принялась за дело и старалась не ударить в грязь лицом. И все только ради того, чтоб твоя жертва была не напрасной. Я старалась все сделать так, как сделал бы ты, если бы позволил себе быть… человеком… Но теперь уже слишком поздно. Прощай…

Он не пытался удержать меня. Я выбежала из шатра и что было мочи помчалась к утесу. В первую очередь мне нужно было увидеть то, что происходило на поле брани. Помогая себе руками и мечом, я принялась взбираться по спине утеса, чтоб оттуда, с его вершины, увидеть то, что страшно было увидеть. Уже почти добравшись до края обрыва, я заметила, как Хамсин твердым и решительным шагом направлялся к месту схватки.

Картина, представшая перед моими глазами с высоты, как я и предполагала, была ужасающей. Сотни поверженных тел, сотни живых, продолжающих неистовую битву, среди которых я не могла различить ни своих, ни чужих. Да и не было среди них всех для меня ни своих, ни чужих…

И вдруг я увидела Гавра. Он бился сразу с тремя гипербореями, стоя спиной к Эгмонту, который тоже отбивался сразу от нескольких смертных. Смерть не грозила ему. Пока… Хоть за это я могла не беспокоиться. Но мне очень хорошо было видно, что Хамсин направляется именно туда. Вот из-за этого уже стоило тревожится. Мне стало не по себе. Уж слишком твердым шагом принципал пробирался к Гавру, слишком четко и целенаправленно, не обращая внимания ни на кого, ловко лавируя между сражающимися, словно призрак, которого никто не видит. Чтобы он не замышлял против Гавра, я должна была помешать ему.