Джон Толкин - Хоббит, или Туда и Обратно
«Никогда не смейся над живым драконом, глупый Бильбо!» — сказал он себе, и впоследствии эта фраза стала его любимым присловьем, а в конце концов — общеизвестной пословицей. «Приключение еще не закончено», — добавил он, и это тоже была чистая правда.
День начал клониться к вечеру, когда хоббит, спотыкаясь, выбрался из туннеля и без памяти упал на пороге. Гномы привели его в чувство, промыли и перевязали ожоги, но еще долго на ступнях и затылке у Бильбо оставались проплешины — там, где его обожгло огненное драконье дыхание. Друзья, как умели, старались его подбодрить и, конечно, просили рассказать, что случилось, почему дракон так разбушевался, и как Бильбо удалось спастись.
Но хоббит только испуганно озирался, ему было не по себе, и какое-то время гномы ничего не могли от него добиться. Припоминая беседу с драконом, Бильбо теперь чувствовал, что наговорил лишнего, и ему совсем не хотелось об этом рассказывать. Старый дрозд сидел рядом на скале, склонив голову набок, и внимательно прислушивался к разговору. Можете представить себе, в каком отвратительном расположении духа был Бильбо: он схватил камень и бросил в дрозда, — но тот лишь немного отлетел в сторону и сразу вернулся обратно.
— Гадкая птица! — произнес Бильбо со злобой. — Не нравится мне этот дрозд. Мне кажется, он подслушивает.
— Оставьте его в покое! — сказал Торин. — Дрозды — птицы добрые и дружелюбные, а этот дрозд очень старый, — может быть, он последний из древнего рода дроздов, которые раньше гнездились в здешних краях. Мой дед и отец кормили их с рук. То были удивительные птицы. Они жили по несколько сотен лет. Как знать, а вдруг этому дрозду лет двести или даже больше, и он помнит моего деда? У людей Дейла в те времена был особый дар — они понимали язык дроздов и посылали их гонцами на Озеро и в другие края.
— Ну, если он ждет вестей для Озерного Города, то он их сейчас услышит, — проговорил Бильбо. — Только вряд ли там будет кому понимать язык дроздов.
— Да что такое произошло? — хором закричали гномы. — Рассказывай, наконец!
И Бильбо, насколько помнил, пересказал разговор с драконом и признался, в чем дело: его терзали неприятные подозрения, что дракон слишком многое понял из его загадок, а поскольку Смауг еще раньше обнаружил пони и следы лагеря, то он наверняка сделал свои выводы.
— По-моему, он догадался, что мы пришли с Озера и горожане нам помогли. У меня есть ужасное предчувствие, что теперь он туда наведается. И кто только дернул меня за язык, зачем я сболтнул про бочки! В этих краях даже глупый кролик, и тот бы смекнул: где бочки, там наверняка замешаны озерные жители!
— Ну, теперь уж ничего не поделаешь, а я слышал, что в разговоре с драконом трудно не ошибиться, — сказал Балин, которому хотелось утешить хоббита. — По-моему, ты просто отлично справился: добыл важные сведения, и сам остался в живых, — а этим не всякий похвастается, кому доводилось беседовать с такими, как Смауг. Может, мы еще будем благодарить судьбу, что по ее милости узнали об этой прорехе в алмазном жилете старого чудища.
Тут гномы завели речь о том, как следует убивать драконов, и стали вспоминать разные случаи — исторические и легендарные, вероятные и невероятные, а также всякого рода хитрости и уловки, колющие и режущие удары, способы нападения на драконов сверху, снизу и сбоку. В конце концов все согласились, что застать спящего дракона врасплох совсем не так легко, как кажется, и тому, кто попытается это сделать, скорее всего, не сносить головы, а куда проще убить дракона в открытом бою. Шел час за часом, они говорили и говорили, а старый дрозд сидел на скале и внимательно слушал, — и только когда в сумеречном небе проступили первые звезды, он вдруг расправил крылья и беззвучно упорхнул в темноту. И все время, пока гномы спорили, а Бильбо смотрел на удлинняющиеся вечерние тени, тревога его росла, и предчувствие страшной беды усиливалось.
Наконец он вмешался.
— Мне кажется, здесь опасно сидеть, — проговорил он. — Да и какой смысл? Дракон спалил всю траву, уже ночь, становится холодно. И я сердцем чувствую, что он еще нагрянет сюда. Он теперь знает, как я проник к нему в логово, и наверняка догадается, куда выводит туннель. Он разнесет весь склон, чтобы завалить вход в свое подземелье, а если при этом и нас раздавит, то только порадуется.
— Ну, зачем же так мрачно, мистер Бэггинс! — сказал Торин. — Если бы Смауг хотел преградить нам путь, он мог бы завалить нижный выход. Почему же он ничего такого не сделал? Мы бы услышали, если бы он этим занялся.
— Не знаю, не знаю! Наверное, сперва хотел еще раз заманить меня к себе в логово, а сейчас, например, решил, что завалит выход после ночной охоты, или просто не желает крушить стены у себя в спальне, — я не знаю, но прошу вас, не спорьте со мной! Смауг может вылететь на охоту в любую минуту. У нас только один шанс спастись — забраться поглубже в туннель и закрыть дверь.
Он говорил с такой убежденностью, что гномы послушались. Они спрятались в туннеле, но дверь пока не закрыли. Это казалось слишком рискованным: ведь никто не знал, как она открывается изнутри и удастся ли ее отпереть, а кому приятно оказаться запертым в подземелье, откуда единственный путь наверх ведет через логово дракона! Кроме того, и в глубине Горы, и снаружи пока все было тихо. Поэтому они еще долго сидели в туннеле у приоткрытой двери и продолжали беседовать.
Слово за слово разговор коснулся низких намеков дракона относительно гномов. Бильбо с горечью подумал о том, как было бы хорошо, если бы он никогда их не слышал, — или хотя бы сейчас точно знал, что гномы ничуть не кривят душой, утверждая, что сами ни разу не задумывались, что они станут делать, когда золото окажется у них в руках.
— Мы понимали, что затеяли трудное предприятие, — сказал Торин. — Мы и сейчас это понимаем. Но я полагаю, что у нас еще будет возможность решить, как поступить дальше, когда мы завладеем сокровищами. Что же касается вашей доли, мистер Бэггинс, то, уверяю вас, мы благодарны вам от всего сердца, и как только у нас появится, что делить, вы сможете сами выбрать четырнадцатую часть и взять, что пожелаете. Я понимаю, что вы беспокоитесь о доставке золота, и это вполне объяснимо. Согласен, что трудности велики, — здешние края не стали безопасней с течением времени, скорее, наоборот, — но мы всемерно постараемся вам помочь и возьмем на себя часть расходов, когда дойдет до того, чтобы везти сокровища. Хотите верьте, хотите нет!
После этого гномы заговорили о великой сокровищнице Трора и о прекрасных и драгоценных вещах, которые помнили Торин и Балин. Они спрашивали себя, а вдруг эти сокровища и по сей день лежат там, внизу, в целости и сохранности? Копья с трижды прокованными наконечниками, с древками, искусно инкрустированными золотом, заказанные для своего войска великим королем Бладортином (почившим много лет назад), которые так и не попали к нему, и за которые не поступило никакой платы; щиты, предназначавшиеся славным воинам древности; огромная золотая чаша Трора с двумя ручками, с гравировкой и чеканным узором из птиц и цветов, где лепестками цветов и глазами птиц служили драгоценные камни; позолоченные и посеребренные несокрушимые доспехи; ожерелье Гириона, Лорда Дейла, из пятисот травянисто-зеленых изумрудов, которое он отдал в уплату за необыкновенную кольчугу для своего старшего сына, — несравненную кольчугу работы гномов, сплетенную из колец чистого серебра, которая была втрое прочнее стальной. Но прекраснейшим из сокровищ был огромный сияющий белый драгоценный камень, который гномы нашли у самых корней Горы, — Сердце Горы, Аркенстон Трайна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});